Наша юность. Мистерия о милосердии Жанны Д'Арк - [109]
Уступить свою гробницу — это, пожалуй, самое большее, чем можно пожертвовать ради другого.
Особенно если ты стар.
И рассчитывал там почивать в мире.
Специально для этого ее соорудил.
Специально для себя.
Чтобы там почивать в мире.
Старик этот.
Определенно, человек этот самую большую жертву принес, из возможных, Иисусу Христу.
Это был очень достойный человек.
Он был вхож к власть имущим.
К наместнику.
Прокуратору Иудейскому.
Он прекрасно знал Пилата.
Он, возможно, был даже накоротке с Пилатом.
Кто знает.
Никогда ведь не знаешь.
Тем больше заслуга, что занялся он ее сыном.
Она плакала. Она плакала. Она таяла.
Она исходила слезами.
Она глотала горькие слезы.
И в то же время горло у нее было сухим, горящим.
От лихорадки.
Гортань — сухой.
Горящей.
Она обливалась слезами.
И слез не убывало.
Они все лились и лились.
И в то же время голова ее была воспаленной, тяжелой, горя щей.
Тяжелой, как камень.
Глаза разъедало.
В висках стучало.
Оттого что она так много плакала.
И оттого что еще больше хотела плакать.
Она плакала. Она таяла. Таяло ее сердце.
Таяло ее тело.
Она истаивала от доброты.
От милосердия.
Лишь голова ее пылала.
Она шла как в тумане.
Она больше не узнавала сама себя.
Она больше ни на кого не сердилась.
Она исходила добротой.
Милосердием.
Это было слишком большое несчастье.
Боль ее была слишком велика.
Это была слишком большая боль.
На кого на свете сердиться за несчастие, превосходящее все на свете.
Что сердиться теперь на весь свет.
Что сердиться теперь на кого бы то ни было.
Раньше она защитила бы своего мальчика от любых напастей.
Когда он был маленьким.
Сегодня же она оставляла Его этой толпе.
Не сопротивлялась.
Покорилась.
Что одна женщина может сделать против толпы. Спрашивается.
Она больше не узнавала себя.
Она очень изменилась.
Она скоро услышит крик.
Крик, который не затихнет ни в одну ночь ни одного времени.
Неудивительно, что она больше себя не узнавала.
Она действительно была уже не та.
До этого дня она была Царицей Красоты.
А теперь она вновь будет, она вновь станет Царицей Красоты лишь на небе.
В день своей смерти, в день успения.
После дня своей смерти, после успения. Навечно.
Но сегодня она сделалась Царицей Сострадания.
И пребудет такой во веки веков.
И все же она была рада, что этот богач занялся ее сыном.
Человек степенный.
Уважаемый.
Почтенный торговец.
Ушедший на покой.
Отошедший от дел.
И все ж, несомненно, он близко знавал ее сына.
Ведь собственную гробницу не уступают так просто кому–то,
с кем не был знаком.
Кого даже не знаешь.
Так что теперь уж не смогут сказать, что ее сын — беспутный.
Праздношатающййся.
Бродяга.
Как неустанно твердили пред трибуналом первосвященники.
Хоть и пришлось ей признать, что вот уж три года Он дома не появлялся.
И бродил по дорогам с людьми, забросившими ремесло.
Разве могла она обвинять своего сына.
Дети порой приносят много печали.
Сударыня.
Но этот им приносил всегда только радость.
Такую, что большей нельзя и желать в этой жизни.
Пока Он не вырос.
Пока Он оставался дома.
Вплоть до того дня, вплоть до того самого дня, когда Он начал свое служение.
Когда Он приступил к своему служению.
Но с тех пор, как Он начал свое служение.
Приступил к своему служению.
С тех пор, как Он покинул дом.
Он приносил им только заботы.
Он, признаться, постоянно им приносил только заботы.
С детьми подчас много забот.
Дети подчас приносят много печали.
Он же был прежде для них лишь усладой.
Он же был прежде для них одной лишь усладой.
Дети порой приносят много печали.
Пока они растут.
Говорила ведь она Иосифу.
Это плохо кончится.
Как они были счастливы, пока Ему не стукнуло тридцать лет.
Это не могло так продолжаться.
Это не могло хорошо кончиться.
Это не могло кончиться иначе.
Он таскал за собой.
Он бродил по дорогам.
Он таскал за собой всяких людей, о которых ей не хотелось бы плохо отзываться.
Но грош им цена.
Раз они за Него не вступились.
Прежде всего, Он наживал себе слишком много врагов.
Это неосторожно.
Враги рано или поздно дают о себе знать.
Враги, которых наживаешь, в конце концов дают о себе знать.
А еще.
Он беспокоил слишком многих людей.
Люди не любят, когда их беспокоят.
Чудную порой получаешь награду в жизни.
Никогда еще сын не заставлял свою мать столько плакать.
Чудная порой выпадает награда.
Чудную подчас получаешь награду в жизни земной.
Никогда еще мальчик не заставлял свою мать столько плакать.
Как Он ее.
За эти три дня и три ночи.
За эти три года.
Как жаль.
Жизнь, которая так хорошо начиналась.
Очень жаль.
Она ведь прекрасно помнит.
Как Он лежал, лучезарный, на соломе в хлеву Вифлеемском.
Звезда взошла.
Пастухи Его обожали.
Волхвы Его обожали.
Ангелы Его обожали.
Что же стало со всеми этими людьми.
Чудную порой получаешь награду.
С этими детьми.
Звезда взошла.
Пастухи Его обожали.
И дарили Ему шерсть.
Мотки шерсти.
Клубки шерсти.
Волхвы Его обожали.
И дарили Ему золото, ладан и смирну.
Ангелы Его обожали.
Волхвы Каспар, Мельхиор и Валтасар.
Что же стало со всеми этими людьми.
Что стало со всем этим миром.
Однако это были все те же люди.
Это был все тот же мир.
Люди по–прежнему были людьми.
Мир по–прежнему был миром.
Мир не изменился.
Волхвы по–прежнему были волхвами.
Пастухи по–прежнему — пастухами.
Великие мира сего — великими.
Составляем ли мы вместе с ними одну Церковь? Мы православные и католики? Неужели Православие и Католицизм суть два легких одного тела Церкви Христовой? Следовательно, Христос дышит всеересью папы? Разве отчужденная Западная Церковь, Католичество, не осуждена Церковью, не предана диахронически анафеме? Тогда, можем ли мы беспрепятственно общаться с ними совместными молитвами и единой службой? На эти и многие другие вопросы пытаются ответить авторы настоящей книги.
В книге известного русского зарубежного историка Церкви Н.Н.Воейкова "Церковь, Русь, и Рим" дано подробнейшее исследование истоков, разрыва и дальнейшей судьбы взаимоотношений Латинства и Православия. Глубочайший исторический анализ совмещается с выводами о вселенской значимости и актуальности идеи Русской Православной Монархии, об "удерживающей" миссии Русских Православных Царей и причинах неурядиц в современной России. Книга может использоваться как учебное пособие и как увлекательный исторический очерк для вдумчивого читателя.
В статье рассматривается трактовка образа Девы Марии в ряде стран Латинской Америки в контексте его синкретизации с индейской и африканской религиозной традицией. Делается вывод о нетрадиционном прочтении образа Богоматери в Латинской Америке, специфическом его понимании, связанным с поликультурной спецификой региона. В результате в Латинской Америке формируется «народная» версия католицизма, трансформирующая постепенно христианскую традицию и создающая новую религиозную реальность.
Книга содержит авторское изложение основ католической веры и опирается на современное издание «Катехизиса Католической Церкви».
Рассказы и статьи, собранные в книжке «Сказочные были», все уже были напечатаны в разных периодических изданиях последних пяти лет и воспроизводятся здесь без перемены или с самыми незначительными редакционными изменениями.Относительно серии статей «Старое в новом», печатавшейся ранее в «С.-Петербургских ведомостях» (за исключением статьи «Вербы на Западе», помещённой в «Новом времени»), я должен предупредить, что очерки эти — компилятивного характера и представляют собою подготовительный материал к книге «Призраки язычества», о которой я упоминал в предисловии к своей «Святочной книжке» на 1902 год.
О том, что христианская истина симфонична, следует говорить во всеуслышание, доносить до сердца каждого — сегодня это, быть может, более необходимо, чем когда-либо. Но симфония — это отнюдь не сладостная и бесконфликтная гармония. Великая музыка всегда драматична, в ней постоянно нарастает, концентрируется напряжение — и разрешается на все более высоком уровне. Однако диссонанс — это не то же, что какофония. Но это и не единственный способ создать и поддержать симфоническое напряжение…В первой части этой книги мы — в свободной форме обзора — наметим различные аспекты теологического плюрализма, постоянно имея в виду его средоточие и источник — христианское откровение. Во второй части на некоторых примерах будет показано, как из единства постоянно изливается многообразие, которое имеет оправдание в этом единстве и всегда снова может быть в нем интегрировано.