Наша трагическая вселенная - [40]

— Я уверена, что она не всплывет. А если даже всплывет, их метод наверняка не сработает. Просто настаивай на своей версии. Ну а что произошло с Марком?

— Там тоже все из-за машины. Ну в каком-то смысле. И еще из-за кольца. Мы поссорились.

Марк долго копил деньги, а потом подарил Либби на Рождество серебряное кольцо с черным перламутром, которое она почти не носила. Либби сама покупала себе украшения, но кольца — никогда, поэтому знала, что Боб может что-нибудь заподозрить, если увидит новое кольцо у нее на руке. Вот она и оставила его в пляжном домике, планируя надевать только во время встреч с Марком. Кончилось же все тем, что в одну прекрасную грозовую ночь Марк выбросил кольцо в реку. Случилось это после того, как он привез кольцо в Дартмут, решив, что Либби забыла его в домике случайно.

— Ты думаешь, мне надо было уйти от Боба? — спросила Либби.

— Я не могу ответить на этот вопрос.

— Марк сказал, что надо было уйти. Вместо того чтобы…

— Сталкивать машину?

— Да. — Либби нахмурилась. — Что там была за притча про лошадей?

— Про лошадей? А, про благословение и несчастье.

— Да, точно! Расскажи еще раз. По-моему, она пригодилась бы мне сейчас, а я забыла, как там было дело.

— Ладно. Это притча о двух китайцах — отце и сыне — и об их лучшей лошади. Лошадь ни с того ни с сего убегает и прибивается к кочевникам, которые живут за границей. Сын очень опечален пропажей лошади, а отец говорит ему: «Почему ты так уверен в том, что это не благословение?» Несколько месяцев спустя лошадь возвращается с прекрасным кочевым жеребцом. Сын вне себя от восторга, а отец говорит ему: «Почему ты так уверен в том, что это не несчастье?» Сын радуется, катаясь на новом коне, но однажды падает с него и ломает себе ногу. Все жалеют юношу, а отец говорит ему, как и следовало ожидать: «Почему ты так уверен, что это не благословение?» Вскоре на их край нападают кочевники, и все молодые люди идут в бой. Кочевники убивают почти всех мужчин, а сын остается в живых, потому что из-за хромоты не участвует в битве. И вот они с отцом продолжают жить дальше и заботиться друг о друге.

— Ну и занудный же у парня был отец, умереть можно! — подытожила Либби.

— Не говори! — рассмеялась я в ответ.

— Хорошая притча. Не знаю, правда, поможет ли она мне…

— С чем? С принятием решения, нужно ли уйти от Боба?

— Да. Чем больше я об этом думаю, тем больше убеждаюсь в том, что нельзя пускать все на самотек. По крайней мере сейчас. Так сказал Марк. Он страшно разозлился из-за машины! Сказал, что не может поверить, будто я готова пойти на такое безумие, лишь бы избежать выяснения отношений. По его словам, это была идеальная возможность открыться, признаться во всем Бобу, уйти и начать жить вместе.

— В хижине на берегу?

— Ага, вот именно. — Она вздохнула. — Нет, вряд ли мы остались бы в хижине. Но если я расстанусь с Бобом, денег у меня не будет. Не то чтобы это было так важно. То есть, наверное, это не должно быть важно.

— А может, это и важно.

Я никогда не рассказывала Либби о своих финансовых проблемах, но мне казалось, что она и так о них знает. Всякий раз, когда мы ходили обедать, Либби говорила «по-моему, сегодня моя очередь платить», хотя и в прошлый раз, и в позапрошлый тоже платила она. Я несколько раз выходила в море на яхте с ней и Бобом, и у них всегда была с собой корзина с едой, а меня они просили ничего с собой не приносить. У Либби случайно завалялся «лишний» спасательный жилет, который она потом попросила меня забрать себе, а Боб — опять же совершенно случайно — нашел где-то на яхте спасательный жилет для собак — «наверное, оставили прошлые хозяева», — хотя никаких прошлых хозяев у яхты не было: ее спроектировал и построил своими руками отец Боба.

— Почему же у тебя не будет денег? — спросила я. — Это какая-то ерунда. Вы ведь владеете домом и магазином пополам, разве не так?

— Ну да, конечно, но если бы я ушла от Боба, я не стала бы просить его продать все, чтобы получить свою половину. Я просто не смогла бы так поступить. Помнишь, недавно мы ездили в Италию? Мы ходили там по огромному рынку, и Боб пробовал вяленые томаты, а потом обернулся, ища меня глазами в толпе, и, когда нашел, улыбнулся своей счастливой, уютной улыбкой. Он был такой, знаешь, ну, в этих своих мешковатых джинсах и идиотской красной клетчатой рубахе, со своей безумной бородой, и я подумала о том, что никогда в жизни не захочу снова с ним переспать, — и от этой мысли мне стало чертовски паршиво, — но еще я подумала о том, что люблю его сильно-сильно, так, как любят, наверное, родных братьев. И в ту минуту я поняла, что никогда не сделаю ничего такого, что может причинить ему боль. Я просто не вынесу, если мне придется сидеть перед ним и смотреть, как его лицо кривится от слез и как все рушится по моей вине. Он просто этого не заслуживает. Я не могу сломать ему жизнь и забрать все, чем он так дорожит, только потому, что мне кажется, будто я нашла новую любовь.

— Да, но…

— Да, но. Я знаю. А вот если я нашла новую любовь, разве не жестоко оставаться с Бобом и делать вид, словно я по-прежнему испытываю к нему сильные чувства? Может, нужно отпустить Боба и дать ему возможность найти себе кого-то, кто любил бы его так же сильно, как я люблю Марка?