Наша трагическая вселенная - [38]

— Нет.

Она нахмурилась и уставилась на свой стакан. Мы познакомились лет пять назад, когда я подписывала свои книги в местном книжном магазине. Либби прочитала обе мои «ньютопии», опубликованные к тому моменту, и это казалось мне чем-то совершенно невероятным: я была уверена, что романы эти на всем свете прочитала только я, ну и, может, еще Джош, который страдал обсессивно-компульсивным расстройством и, если уж брался за какого-нибудь автора, обязательно должен был прочитать все, что этот автор успел написать. На следующий день после раздачи автографов мы с Либби пошли выпить кофе и сразу же подружились. Конечно, я посвятила ее во все секреты Зеба Росса, а она рассказала мне о том, что уходит от своего давнего бойфренда Ричарда к Бобу, богатому парню из Кингсвера, который играл на гитаре и хотел открыть магазин комиксов. Она говорила о вязании, еде и чтении, а я — о научной фантастике, еде и писательстве. В тот год на Рождество я подарила ей домашнее варенье, а она связала мне «космическую материю» — черный кашемировый квадрат с вышитыми на нем серебряными звездами. Однажды я с его помощью попыталась продемонстрировать Кристоферу, как работает земное притяжение, но он сказал, что все это — полная ерунда. Может, он был прав. Ко всему прочему, объяснение мое усложнялось тем, что единственной планетой в моей вселенной был изрядно пожеванный резиновый мячик Беши.

— Что случилось? — спросила я у Либби.

Она огляделась по сторонам. Я специально выбрала этот красный закуток у самой двери, потому что он находился далеко от барной стойки, и здесь наш разговор никто бы не смог подслушать. Джони, продавец рыбы, стоял у противоположной стены перед автоматом с сигаретами и втолковывал машине что-то на исландском.

— Сейчас расскажу, — сказала Либби, бросив взгляд в сторону Джони. — А у тебя как дела?

— Все в порядке, — ответила я. — Кажется, у меня только что случился прорыв с романом!

— С романом, который прямо роман? С настоящим?

— Ага! Ты только послушай, как круто: я возьму за основу для книги писательский блокнот — такой же, как у меня. Получится нелинейно, экспериментально, и читатель сможет сам сложить историю из фрагментов. Сначала я решила, что для этого мне придется в который раз все полностью переписать. Но тут я вдруг поняла: ведь кучу из того, что уже написано, можно использовать снова. Пускай это будет чем-то вроде набросков, раскиданных тут и там по блокноту! И вообще я тут подумала, что, может, эту мою писательницу надо убить? К примеру, ее блокнот окажется выброшенным на берег, как послание в бутылке, ну что-то типа того, и читатель вынужден будет самостоятельно разбираться, что там с моей героиней произошло, основываясь на обрывках ее записей, включая те, в которых упоминается ее настоящая жизнь, и те, что она придумывала для будущих книг.

Я продолжала говорить, а мысли мои бежали где-то впереди и, как обычно, несли меня совсем не туда, куда я планировала.

— Нет, так я опять окажусь связанной сюжетом. Пожалуй, роман будет все же не об этом. Но мысль про блокнот мне очень нравится. Что думаешь?

Либби нахмурилась.

— То есть там не будет никакой истории? Одни только записи?

— Типа того, но в итоге из этих записей и сложится история или, может, даже целых две. Не могу объяснить, но я отчетливо представляю себе, как это сделать. Мне кажется, истории там будет даже многовато. Я хочу, чтобы все описанное было неотличимо от реальной жизни, ну а если книга будет представлять собой артефакт этой самой жизни, у меня получится именно то, что я задумала!

— Но это ведь будет вымышленный артефакт?

— Ну да.

— Звучит интересно.

Звякнул колокольчик на двери, и в бар вошел человек в длинном черном плаще с большим капюшоном. Беша заворчала. Он поднял руку, приветствуя меня, и подошел к барной стойке. Когда он снял с головы капюшон, я поняла, что это Тим Смолл, сто лет его не видела. Я дождалась того момента, когда он опять посмотрел в нашу сторону, и помахала ему в ответ. Бесс снова зарычала, потом зевнула и уснула под столом, положив морду мне на ногу.

— Кто это? — спросила Либби.

— Тим Смолл. Он пишет роман Зеба Росса о Звере из Дартмура. Это единственный мой слушатель из местных, которому удалось придумать нечто стоящее. Идею еще окончательно не утвердили, и я очень за него болею. Никому не говори!

— Не буду. — Либби принялась грызть ногти. — А что, он правда существует, этот самый Зверь?

— Не думаю. Это что-то вроде аналогии с Бодминским зверем, но нам, конечно же, ни к чему, чтобы Бодминский зверь подал на нас в суд, поэтому… Нет, серьезно, Тим знает Дартмур намного лучше, чем Бодмин-Мур, так что уж лучше пусть зверь будет отсюда. Думаю, у него получится неплохо. Он ходил ко мне на семинар в прошлом году. Там было много хороших идей, кстати, не только для Зеба Росса. Ты знаешь Эндрю Гласса из «Фогхорна»? Он пишет фантастические мемуары о том, как печально закончилась в Торкроссе репетиция «Дня Д».

Люди говорили, что в Слэптоне и Торкроссе кругом водятся духи — как в море, так и на берегу: духи американских и британских военных, что репетировали там высадку войск. В шестидесятые Эндрю Гласс, будучи еще мальчишкой, начал слышать доносившиеся с моря крики людей. Он предположил, что во время войны у берегов Слэптона произошла какая-то страшная катастрофа, но ему никто не поверил. Потом он вырос и сам отправился в море в качестве военно-морского врача. Теперь все уже знали о том, что тогда, в военные годы, в Торкроссе состоялась репетиция «Дня Д» и в момент ее проведения там погибло более семисот человек: их атаковали немецкие моторные катера, с которых перехватывались все радиосигналы в радиусе этой области. В 1984 году один местный житель вытащил из моря танк, и теперь он стоял черной глыбой в углу торкросской автомобильной стоянки, что располагалась перед лагуной Слэптон-Лей.