Наша с тобой «Звезда» - [36]

Выступление самого Сосноры Романишин дал в кратком изложении. Андрей якобы вел себя высокомерно и нескромно, хвастаясь тем, что за шесть лет пребывания в команде все силы отдавал ей и футболу и ни в каких драках не участвовал. Все предъявленные ему обвинения он назвал клеветой. Причину же возникшего острого конфликта он видел только в том, что не сошелся характером с Дорониным. Никакой вины перед коллективом он не признал.

Затем Романишин ударился в историю. Рассказал о том, как в свое время Соснора из веретеевской команды попал в доронинскую.

Надо сказать, что этот переход действительно выглядел сомнительным. В сущности, это было просто бегством от Веретеева к… славе.

Все симпатии были тогда, разумеется, не на стороне Сосноры и Доронина. Но в то время именно Романишин на всех перекрестках громогласно доказывал, что переход этот необходим в интересах как всего нашего футбола, так и талантливого молодого футболиста.

Романишина сейчас в редакции не было. Он отправился к Доронину за немедленной благодарностью. В его кабинете заперся Куличенко и никого туда не впускал. Я позвонил ему по телефону. Он вежливо попросил не мешать, сказав, что скоро обо всем мне доложит. В то время как Береговский страдал и предавался отчаянию, Куличенко принялся за дело. Такими разными были эти люди.

Если бы Романишин знал, что напишет Куличенко в его отсутствие, да еще сидя за его собственным столом, он, вероятно, оставил бы там мину замедленного действия.

Вскоре статья Куличенко появилась в молодежной газете. Молодой журналист резко выступил в другой газете против того, что было напечатано в его родном издании, да еще за подписью его непосредственного шефа. Случай в журналистской практике редчайший!

Может быть, даже противоречащий элементарной журналистской этике.

Но разве мой друг не отдавал себе отчета во всем этом, когда позвонил в редакцию молодежной газеты? Там его сразу поняли.

И я его сразу понял. Мне было даже немного обидно: сам я вряд ли решился бы на такой шаг.

Куличенко ни разу не сослался на статью Романишина, не привел ни одной цитаты из нее. Человек, не знавший о том, что несколько дней назад писал о Сосноре «Старт», воспринял бы статью Куличенко как очередной материал на морально-этическую тему.

«Чего я не понимаю и никогда не пойму,- писал Куличенко,как могли игроки возводить напраслину на своего товарища? По мнению руководителей комбината, цитирую дословно, «обсуждение дела Сосноры в команде имело определенное воспитательное значение, повлиявшее на укрепление дисциплины среди игроков». Вот оно как получается. По принципу - «чтоб неповадно было». На примере одного игрока, поднявшего голос против тренера, проучить всех остальных. Но что чувствовали эти остальные, уходя после расправы над своим товарищем? Какие черты можно таким образом воспитать в людях? Дисциплинированность или забитость? Принципиальность или трусость? Кем после этого станут в глазах игроков воспитатели? Бояться их будут или уважать за строгость - вот, мол, даже с ведущим игроком не посчитались, что же тогда со мной сотворили бы? Так стоит ли прямо говорить, что думаешь?

Не лучше ли отмалчиваться?»

Рано утром, едва молодежная газета успела выйти, Романишин позвонил из Лбова главному редактору, а тот сразу же вызвал нас к себе, спокойно, никак не комментируя, пересказал крикливые, но по сути дела логичные претензии Романишина о журналистской этике, о предательстве по отношению к родной газете и т. д. и т. п.

Сообщил, что Романишин вылетает в Москву сегодня и сегодня же вечером соберется редколлегия. Понятно, он ругал себя за то, что напечатал романишинский пасквиль. Теперь ему нужна была поддержка редколлегии. Впрочем, самому Главному ничто не грозило.

Да и Романишин, раньше чем долетит до Москвы, должен будет понять, что выступление молодежной газеты - факт более серьезный, чем его статья.

Как и следовало ожидать, редколлегия ничего не решила. Романишин бушевал, перебивал всех, кто выступал, метал в нашу сторону разъяренные взгляды. В конце концов Главный не выдержал.

- Как же теперь будет работать отдел футбола? - спросил он.- При таких отношениях редактора с сотрудниками?

- Как работал, так и будет работать,- огрызнулся Романишин.

Но всем стало ясно, что это-то как раз и невозможно.- Смолеев полетит на полуфинал Кубка в Атомград - там его «Звезда» играет.

Береговский - на другой полуфинал, с участием чемпиона. Вот вам и вся работа!

- Но я не хочу ехать во Лбов,- воспротивился Береговский.

- Моя очередь туда ехать,- сказал Куличенко.

Он предвидел, что на этот раз Романишин не поедет на игру доронинской команды, а пошлет кого-нибудь из нас - меня или Береговского. Но ехать должен был именно Куличенко. Если бы приехал кто-то другой, все сочли бы, что Куличенко побоялся встретиться и с самим Дорониным, и с его ребятами.

- Болтуны, склочники, интриганы! - гневно воскликнул Романишин.

Нет худа без добра - не ахти какая мудрая философия! Но в нашем случае она имела смысл. Если бы в Атомград ехал Береговский, он прямо из кабинета Главного помчался бы в аэропорт.

Мы же с Куличенко, как более тяжелые на подъем, вместе с Береговским вернулись в нашу комнату. И как раз вовремя: междугородный телефон требовал Береговского. Едва заслышав голос в трубке, Береговский шепнул: