Наша прекрасная Александрия. Письма к И. И. Каплан (1922–1924), Е. И. Бронштейн-Шур (1927–1941), Ф. Г. Гинзбург (1927–1941) - [63]

Ваш А. У.

20

27 января 1936

Дорогая Фанечка, Вы встретились со мною мысленно! В эти дни я неоднократно вспоминал о Вас и думал, что Вы, по-видимому, сердитесь на меня за что-нибудь, оттого и не пишете так долго. Очень давно виделись мы с Вами, да и то Вы проскользнули в последний раз мимо меня совсем почти незаметно! Ну, очень хорошо, что написали наконец!

Что сказать Вам о Конгрессе? Приходилось Вам видеть мою статью в «Природе», посвященную этому событию? Это было в № 10 этого журнала за 1935 год. Если не читали, то, пожалуйста, прочтите! Если мне удастся достать оттиск, я Вам пошлю. Но думаю, что в Вашем Институте это издание должно быть. Конгресс был, прежде всего, очень массивным телом! Оттого он был мало поворотлив и подвижен. А это делало его чрезмерно пестрым и разнообразным, так что уловить в нем какое-либо «единство действия» трудно! <…>

Вы знаете, что знаменитая теория трагедии, по Аристотелю, требует непременно единства действия – для того, чтобы круг событий имел достаточно характерное лицо! Теория трагедии Аристотеля касается не одной лишь трагедии в узком и техническом смысле слова, но драмы в широком значении. Так вот, при изобилии драматизма в отдельных моментах Конгресса, в нем не откристаллизовывалось драмы, единства лица в нем не было, и поэтому остается говорить или о дробных частностях, отдельных докладах и эпизодах, или, говоря что-нибудь общее, уходить в речи лишь «по поводу Конгресса». По поводу Конгресса я стал бы говорить, конечно, то, что в нем коснулось меня и университетской физиологии в особенности. Это, прежде всего, очень важное для нас соприкосновение с физиологами Сорбонны, с супругами Лапик и их учениками. Проблема лабильности, руководящая нашими работами и исканиями, с другой стороны, хронаксия и все то, что вызвано ею в жизни на Западе и у нас. В двух направлениях и соприкоснулись эти линии: во-первых, в сближении «доминанта – субординация хронаксий», и во-вторых, в сближении «периэлектротон – субординация хронаксий». Первая пара выдвинута Лапиком в его докладе, сделанном в университетской лаборатории. Вторая пара выдвинута мною на основании сопоставления работ Н. П. Резвякова с последними плодами Сорбоннской школы. Как видите, в этих вещах я отмечаю определенный угол в деятельности Конгресса, важной в особенности с нашей точки зрения, но не представляющейся столь исключительной для других физиологов. Другой момент, также очень чувствительный специально для нас, заключается в том, что И. П. Павлов и еще более Л. А. Орбели принимали все зависящие от них меры к тому, чтобы оттеснить нас и университетскую физиологию от сколько-нибудь заметного участия в Конгрессе. В Организационный комитет от нас не было введено никого! Орбели доказывал везде, где мог, что в университетскую лабораторию конгрессистов пускать не следует; наконец, во время самого Конгресса он делал все, что мог, для предотвращения поездок к нам и вникания в нашу работу. Очень странно и загадочно наблюдать поведение этих господ в отношении нас!

Со своей стороны я предпочитал вести себя и наши дела так, как будто мы совсем не замечаем подвохов и интриганства с их стороны! Вы знаете, что я со своей стороны всегда относился к О. дружелюбно и старался поддерживать его, когда у него бывали затруднительные условия. Ну, как видите, и опять я говорю не о Конгрессе, а о чем-то «по поводу» его, но касающееся в особенности нас! В остальном же для каждого из нас Конгресс представляется множеством интересных докладов крайне многогранного содержания, множеством линий живого искания в разнообразнейших направлениях экспериментальной мысли. Кроме того, было очень много конгрессистов случайного характера. Я встретил, например, одного американского «библиотекаря», попавшего на Конгресс только потому, что его жена «врач», впрочем, тоже довольно далекий от физиологии!

Привет мой сердечный Вашим. Напишите мне о них! Надежда Ивановна низко Вам кланяется и благодарит за память.

Ваш А. У.

21

19 сентября 1936

Глубокоуважаемая Фаня, примите мою глубокую благодарность за то, что достали мне статью Брюкке! Вы, может быть, успели заметить, что он прямым образом касается той темы и тематики, которыми занята наша лаборатория и, в частности, занят я в течение последних лет. И вот, при всем этом, я не мог достать эту необходимую для меня и для нас статью ни перед Конгрессом, ни после него, хотя фундаментальная библиотека университета дважды поднимала хлопоты, а я сам писал, куда только мог. Вам посчастливилось, и я не могу выразить Вам достаточно мою благодарность. Посылаю одновременно с этим письмом, что есть у меня печатного за последнее время. Я думаю, что Вам будет приятно иметь историю нашей кафедры, лаборатории и Института. Я имел случай проследить и довольно подробно, хотя время для этакой летописной работы было и не очень благоприятно! Это был июль месяц 1917 года, когда мне пришлось, по заказу университета, заняться собиранием материалов и писанием истории к приближавшемуся тогда столетию университета. В действительности печатать эту историю пришлось лишь в 1935 году, по поводу физиологического Конгресса. Как видите, работа задержалась! Но зато ее можно было значительно дополнить событиями и летописными записями за двадцатые и за половину тридцатых, когда дело дошло до организации нашего Института. Этим периодом я занимался не особенно подробно. Он оказался изложенным несколько в другом стиле, чем первоначальный период до 1917 года и до кончины Н. Е. Введенского. Но все-таки и последний период, который Вы отчасти знаете по своему участию в нем, вошел теперь в наш «летописный свод». Напишите же мне, как представляется для Вас чтение этой истории! Хотелось бы, чтобы Вы прочли также мой доклад на Конгрессе. Не знаю, насколько Вы преодолеваете французский язык! Для меня этот доклад важен, как уплотненно формулированный экстракт всего того, чем мы занимались в последние годы. Рабочий и идейный наш материал был подвергнут своего рода прессованию, в результате получился этот ряд последовательных теорем <…> который и был предложен Конгрессу. Очень я хотел бы, чтобы Вы прочли в «Природе», в мартовской книжке текущего года (№ 3), мою статью об И. П. Павлове. К сожалению, у меня нет оттисков этой статьи, и послать ее Вам не могу. Но «Природа», я думаю, получается в Вашем Институте, и Вы будете иметь случай держать в руках указанный номер. Так прочтите, пожалуйста, и сообщите свои мысли по поводу статьи.