Наша борьба - [3]

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, дед подарил мне на день рождения небольшие слесарные тиски и столярный лобзик и посоветовал учиться слесарному делу, чтобы быстрее начинать самостоятельную жизнь и помогать родителям. Через год я последую совету деда. В 1960 году в неполные пятнадцать лет я уехал в Таганрог, где учился в ремесленном училище, а затем и работал слесарем-сборщиком на Таганрогском комбайновом заводе.

Одесса- мама, Ростов – папа, а Таганрог – братишка младший. Эта присказка уголовников была очень популярна среди таганрогской “ремеслухи”. Конечно ремесленное училище – это не лагерная зона, но драки там то и дело перерастали в поножовщину, а то и в стрельбу. Первый урок город преподал мне 1 сентября 1960 года. В первый день занятий, мастер производственного обучения Александра Даниловна, назначила меня от группы в столовую сторожить чибрики, так назывались пирожки без начинки, которые нам вдобавок к макаронам или каше выдавали к чаю утром и вечером. “Будь внимателен! -предупредила Даниловна,- Утащат чибрики - будешь месяц отдавать ребятам свои”. В столовой – гам, беготня. На стене висит огромная картина, каких я в жизни не видел, даже в белоглинском детском доме: “Утро в сосновом бору”. Я залюбовался медведями, резвящимися в потоках солнечного света на копии картины Шишкина, а когда вспомнил о своих обязанностях сторожа, было уже поздно: все 24 чибрика со столов нашей слесарной группы стащили. Первый месяц в РУ № 4 города Таганрога я прожил без чибриков.

Второй очень важный урок я получил, спустя два месяца, перед ужином в той же столовой. По вечерам в столовой дежурил всего один мастер производственного обучения, и учащиеся оставались как бы без присмотра, сами по себе. В эти часы в училище приходили ностальгирующие по детству выпускники, успевшие побывать по уголовке на зоне. “Кто знает Витьку Беззубко?- громко, обращаясь ко всем сразу, спрашивал здоровенный верзила, - Ну, пожалуйста, парни, кто знает Витьку Беззубко?” – не унимался громила. Виктор Беззубко парень из нашего села Белая Глина, выпускник ремесленного училища, впоследствии зарезанный в пьяной драке. “Я знаю Беззубко” - сообщил я, наивно улыбаясь верзиле, и тут же получил от него страшный удар кулаком в лицо. Очнулся – верзилы и след простыл. Мои друзья по школе и ремеслухе Витя Котвицкий, Коля Предыбайлов, Петя Чертов – все из Белой Глины смывают мне кровь с лица и хохочут: “Надо было стрелять вначале, а затем уже говорить кого ты знаешь!”. Через неделю я, как и все мальчишки из ремесленного, сделал в заводских мастерских так называемую “ручку”, стреляющую малокалиберными патронами, и больше меня о Викторе Беззубко никто почему-то не спрашивал. Но о полученном уроке, спустя 25 лет, мне напомнили в горах Никарагуа бойцы Сандинисткой армии. Будучи корреспондентом Гостелерадио СССР по Центральной Америке, я получил из Москвы задание снять для программы “Международная панорама” сюжет о борьбе с вооруженной контрреволюцией на севере Никарагуа. Три дня наша маленькая съемочная группа провела на марше с батальоном Сандинистской армии, преследующим группу “контрас”. Помимо кинокамеры и аккумуляторов к ней, пришлось вооружиться автоматами Калашникова и патронами к нему. Без тренировки с таким грузом в тропиках, да еще в горах выдержит не всякий европеец. На третий день, как только сержант взвода, за которым закрепили нас, советских журналистов, скомандовал “Привал!”, мы повалились на землю, под усыпанное огромными плодами грейпфрута дерево, как подкошенные. Штыками от автомата или просто зубами мы принялись разрывать кожуру солнечных плодов, чтобы быстрее добраться до спасительного сладко-терпкого сока. Вода у всех давно закончилась. Сержант сандинистов безуспешно пытался сориентироваться по карте, и никто толком не знал, где мы находимся. И вдруг на горной тропинке появился верховой на лошади без седла. Оружия у крестьянина не было, и бойцы-сандинисты молча следили за верховым. “Добрый день, почтенный! – не выдержал я обоюдного подозрительного молчания, - Скажите, эта дорога ведет в Тельпанеку?” “Да, сеньор”, - отрубил верховой и поторопил коня босыми пятками. Тотчас же ко мне подошел сержант: “Виктор, мы на войне, а потому лучше спроси, куда ведет эта дорога, а не сообщай первому встречному, куда идем мы, и кого мы ищем. Теперь, если нарвемся на засаду по дороге в Тельпанеку, придется, товарищ, пристрелить тебя. Не скрою, мне этого делать не хочется”. Засады на той горной тропе не оказалось…Урок сандиниста я усвоил в том смысле, что общительность не лучшая черта характера, когда рядом могут находиться враги.

После ремесленного училища вплоть до призыва в армию я работал сборщиком на комбайновом заводе и одновременно учился в школе рабочей молодежи. Моя первая благодарность с записью в трудовой книжке была за “успешное сочетание работы и учебы”.

Работа у меня была однообразная и нудная. Я собирал и клепал вручную граблины для мотовил комбайновых жаток. На этой операции от сборщика требовалась ловкость обезьяны и упорство осла, позволявшие собрать до ста штук четырехметровых граблин и расклепать до 2-3 тысяч шплинтов за смену. Из-за низких расценок взрослые рабочие отказались выполнять эту операцию, и ее делали мальчишки, вчерашние ремесленники. И все же на первую получку я купил свой первый в жизни костюм за 90 рублей, отправил почтовым переводом десятку на радость маме и 20 рублей заначил до аванса. Тогда зарплату выдавали два раза в месяц регулярно безо всяких задержек.