Наш влюбленный Пушкин - [5]

«Что Бог мне в будущем готовит?

Счастли′ва ли моя звезда?

Во мне теперь уж никогда

Не будет девственной любови.

На сердце хлад. Былые грёзы

Разбиты жёсткою рукой.

Любви супружественной проза,

Быть может, принесёт покой.

Родителям я много стою.

Пора, пора мне со двора, —

Анета кончиком пера

Выводит, маленькой рукою

Развитый локон поправляя, —

Но не заменит, вот в чём суть,

Всего, что здесь я оставляю,

Супруг, хоть ангелом он будь.

Обязанностей трудных море

Несёт достоинство жены —

Терпенье, нежность здесь нужны,

А сколько ждёт и слёз, и горя!

Как часто будет муж со страстью

Любить других, а не меня!

Но я перенесу несчастья

И, клятву верности храня,

Не преступлю законов долга.

Хоть мир давно лежит во зле,

Страданье наше на земле

В сравненье с вечностью недолго.

Я положусь, душой тоскуя,

На Бога только одного,

Заменит всю любовь земную

Любовь небесная Его.

Лишь Он Своею высшей властью

Надежду светлую несёт

На лучшее, лишь Он даёт

Блаженство вечное и счастье…»

Наутро прежние печали

Исчезли, как ночной туман:

О встрече с Пушкиным на бале

У Хитрово писать роман

Анета начинает смело,

И сочинительством она

До вечера увлечена.

Потом ей это надоело…

Недели две прошло. Встречает

В гостях у тётушки своей

Она каза′ка. Изливает

Всю душу юноша пред ней.

Хорунжий Алексей Чечурин

Светловолос, собой хорош,

На идеал её похож

Высокой стройною фигурой.

В Сибири вырос он холодной

На величавом Иртыше,

Приняв строй мыслей благородный.

Храня доверчивость в душе,

Неизбалованной и чистой,

Анете он по простоте

Рассказывает, как в Чите

Он видел ссыльных декабристов.

Она сочувственно внимает,

В саду присевши на скамье,

В свой дом радушно приглашает

Его, представив всей семье.

Хорунжий нравится Анете.

Стирая влагу с дивных глаз,

Не повторять другим рассказ

Во избежанье зла и сплетен

Она даёт ему советы:

«Иначе Вам беда грозит».

Казак, в восторге от Анеты,

Её за всё благодарит,

Растроган искренним участьем.

В Приютине в кругу друзей

Он согревает душу ей

Своей наивной, нежной страстью

И поведением несмелым.

Казак теперь её герой.

Не то дневник, не то новеллу

Она в журнал заносит свой

По вечерам при тусклой свечке,

Склонясь плечами и челом

Над полированным столом.

Возникло в девичьем сердечке

К нему нежнейшей дружбы чувство:

Казак Анете словно брат.

Он проводить с ней время рад:

Сплести корзиночку с искусством,

Послушать речи девы умной,

О декабристах рассказать,

Их письма тайно показать,

Укрывшись от компаний шумных.

В семье Олениных, всецело

Не разделяя их идей,

Жалели декабристов смелых

И ждали трепетно вестей

Из дальних волостей суровых.

Анета, в храм войдя, порой

Молилась пылкою душой,

Чтоб сняли с них скорей оковы.

В общенье, играх, развлеченьях

На даче месяц пролетел.

И двадцать первый рожденья

Анеты вихрем отшумел.

Прохладой тянет предосенней

Из приоткрытого окна.

За столиком сидит она,

Записывает впечатленья

В альбом, воображеньем ярким

Событий оживляя ряд:

Беседы, шуточки, подарки,

Свой ослепительный наряд,

За ужином забавы, песни…

Упоминает всех гостей,

Явившихся на праздник к ней,

В особенности интересных:

«Приехали на день рожденья

Голицын, Гнедич, брат мой Львов

И Пушкин, по обыкновенью,

За ними Глинка и Крылов.

Red Rower, как я называю

Поэта, кажется, влюблён

В Закревскую. Толкует он

Мне всё о ней, не преставая,

Заставить ревновать желая,

Но сам же тихим голоском,

Предмет любимый оставляя,

Мне молвит нежности притом.

Но был любезный, добрый, милый

Казак героем дня сего…

И лишь доверчивость его

Мне беспокойство приносила…»

Анета, записью довольна,

Закрыв дневник, идёт к окну,

Вдыхает чистый воздух вольный,

Недолго смотрит в вышину,

Внимая сказке звёздной ночи,

И, успокоившись душой,

Ложится на диванчик свой.

Смежает сон ей тихо очи.

VII Конец августа 1828 года

Желтеют меж зелёных сосен

Берёзки, клёны вдоль дорог.

К ним тихо прикоснулась осень,

Едва ступивши на порог,

И начинают падать листья.

Чуть голубеет свод небес.

Багрянцем украшают лес

Рябин нетронутые кисти.

Звенит бубенчик под дугою —

Неутомимый балагур.

В именье, сердцу дорогое,

Поэт, покинув Петербург,

Вновь едет. Ныне приглашенье

Олениных он получил,

В Приютино к ним поспешил,

Важнейшее приняв решенье.

Он долго думал перед этим,

Сомненьем тягостным томим,

И образ ангельский Анеты

Всё время оживал пред ним.

Поэт объятий Аграфены

Забыл мучительную сласть:

К Закревской он иную страсть

Питал, мечтая сокровенно

Всё ж на Олениной жениться,

Найти родную душу в ней,

Семейным счастьем насладиться

И быть во всём опорой ей.

Хоть маменька её, конечно,

Себя сурово с ним ведёт,

Её отец его поймет:

К поэту относясь сердечно,

Радушный Алексей Оленин

Его ценил и привечал.

В восторге от его творений,

Заглавный лист нарисовал

Он для «Руслана и Людмилы».

Умён старик и даровит.

Быть может, дочь благословит

На брак Оленин, добрый, милый?

Поэт готов Анеты ради

Жизнь холостую изменить.

Ему б с родителями сладить,

Её он сможет покорить.

Она признаний избегает,

Благоразумна и горда,

Но с ним приветлива всегда

И нежных слов не отвергает…

Так размышлял дорогой тряской

Поэт, надеждой обольщён.

К дверям подъехала коляска.

В переднюю заходит он,

Идёт в столовую с волненьем.

Закончен без него обед.

Ведёт хозяин в кабинет

Его к себе для объяснений.

И Пушкин после извиненья,

Оставшись с ним наедине,