Наш Витя – фрайер. Хождение за три моря и две жены - [12]
…Всё было путём, но одно неудобство: пустые карманы… Несколько агорот после расчётов с хозяином и визитная карточка с телефонным номером. От Сони Эйнштейн. Всё!
И потому в течение первого года можно было увидеть Витеньку на самых чёрных работах. Некое возникает мелькание, много этих работ.
И все очень чёрные.
Одна работа образовалась рядом, в соседнем доме. Если Витенькин дом взметнулся над городом вверх, то этот сполз по горе вниз. Верхний этаж выпускал жителей на то шоссе, на которое выходил Витя из лифта на своём нижнем.
Здесь Витенька возил по асфальту молодое перекрученное полиомиелитом тело в инвалидной коляске.
Дом инвалидов. Обслуге положено радостно улыбаться, и Витенька улыбался своему Давиду. Поэтому, наверное, Давид к Витеньке привязался и просил приходить не только вечером, но и с утра. Витенька бы рад, будь Давид сыном богатых родителей. Но Давидовы родители могли оплатить лишь час перед ужином, а для Вити теперь время — деньги. Давид спрашивал Витю на школьном, английском, как сказать медсестре по-русски, что та ему нравится. И под Витиным руководством заучивал: «У тебя грудь что надо.
И попка — тоже».
— Длинно, — удивлялся Давид. — На иврите короче: — Ани охев отах.
— Скажи на иврите.
Но на иврите сказать такое быстроногой хохлушке Давид стеснялся. И он скажет по-русски, сестричка всё поймёт и бросит Витеньке несколько смешливо-грозных взоров. Будь время, Витя и сам бы охотно поболтал с девушкой, приударил бы так, слегка.
Но времени нет.
Узкая белая полоска сна.
…Ночью Витя сидит в будке, наскоро поставленной бетонной норе среди пустыни. Витя с автоматом и его напарник с автоматом, оба они сторожат стройматериалы для туннеля. Шоссе пойдёт на поселенческие территории напрямик сквозь гору. Шоссе нет, тоннеля нет, стройматериалов пока тоже нет. Даже арабов поблизости нет. Есть только лисы, старчески лающие по ночам, да Петко, румынский еврей, приехавший в Палестину полвека назад. Петко сионист, сын сионистов. Петко рассказывает ему день за днём, как с отцом добирался почти десять лет из Европы до Израиля. Мама, папа, война, гетто, расстреливаемые пароходы, кибуц, пустыня, первое поселение в Иудее. Петко считал эти годы вычеркнутыми из жизни, а теперь они подошли к нему и потребовали — вспомни самое лучшее время. В юности не бывает потерянных лет.
Тысяча и одна сторожевая ночь! Витя и не заметит, как перейдёт на иврит с плохонького английского, языка жестов, эсперанто, сложившегося из обломков немецкого, польского, всплывшего вдруг из глубин памяти обрывков идиш бабушки-дедушки. Петко — его морэ (учитель), его ульпан. Петко — проводник по новой жизни. Именно он через полгода подберёт Вите с Маней дешёвую незаконченную постройку, которая станет их настоящим домом на этой земле. И поручится за них в совете ишува, израильского поселения на контролируемой территории, что эти руситы не будут мешать соблюдению субботы.
Ночью они спали часа по три в очередь.
Узкая белая полоска сна.
…Ранним утром, почти ночью, Витя мчит на грузовике по Иерусалимскому серпантину. Район Гило? Улица Мориа? Сады Сахаров? Можно. Это вчера было страшно приблизиться к большегрузу — как развернуть чудище у склада школьных пособий на узком перекрёстке? А сегодня, пожалуйста. Каждый класс в городе получит заказанный учебный материал. А Витя через месяц будет знать Иерусалим как свои пять пальцев.
Дома после завтрака он падает минут на пятнадцать в кресло.
Узкая белая полоска дремоты.
Хорошо, что хозяин, строящий себе пятиэтажный дом в центре Иерусалима, — сова, не жаворонок. И прораб, по-здешнему каблан, тоже любит поспать по утрам. Витя должен явиться на стройку не рано, в полдевятого. Это и есть та работа, что куплена у Сони за пятнадцать долларов. Основная. И самая чёрная. Если вправду ушёл из искусства, чтоб не вернуться, работа — та самая. Два ведра с песком зараз. Крупным мышцам на пользу (какие стали плечищи!), а все мелкие, те, что делают пальцы быстрыми, растягиваются и портятся. Ну, а разные связки и связочки, столь важные для музыкальной техники, провисают и вовсе выходят из строя.
Или кларнет, или два синих ведра… Или-или. Если по правде решил убить дар, ищи такую работу. Она — всё. В уши — беруши, на глаза — шоры, на мысль — кепарь. Думать теперь лишь о том, сколько вёдер в той куче, что нужно поднять по лесам, о том, сколько денег к вечеру в своём блокноте тебе обозначит каблан. И ждать одного: когда, наконец, отпустит жара — белая, слепящая, прижимающая к земле, удваивающая и без того непосильную тяжесть двух синих вёдер.
Вверх-вниз, вниз-вверх…
Однажды сказал каблану Юсупу, что в России есть тачки в одно колесо.
— Такая пройдёт по лесам. И легче, и быстрее.
— Кто из нас здесь главный, ты или я?
— Ты, конечно.
В другой раз потребовал Витя включить лебёдку.
— Что без дела стоит?
Каблан и головы не повернул в его сторону.
— Таскать на спине мешки цемента по узким настилам опасно. Занесёт, и… Если кто загремит вниз, обойдётся дороже.
— Ну… Что мешаешь работать? Хозяин нанял меня, чтобы я строил ему, как строил до этого его соседу. Почему мешаешь?
Политический заключенный Геннадий Чайкенфегель выходит на свободу после десяти лет пребывания в тюрьме. Он полон надежд на новую жизнь, на новое будущее, однако вскоре ему предстоит понять, что за прошедшие годы мир кардинально переменился и что никто не помнит тех жертв, на которые ему пришлось пойти ради спасения этого нового мира…
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.