Наш Витя – фрайер. Хождение за три моря и две жены - [10]
— Он так любил свою маму. Мама его умирала. Мама была актрисой и хотела фигуру. Она не кушала. И тогда сын изобрёл коктейль.
Соня протянула женщинам портрет президента компании «Гербалайф». Тот был похож на Рудольфо Валентино, Марчелло Мастроянни и на всех ухоженных мужчин сразу.
— Мама умерла. А он — смотрите на него, смотрите! — поклялся спасти всех оставшихся женщин.
Соня не знала, конечно, что и «мистер Гербалайф» через несколько лет умрёт от передозировки «снотворного», она оплакивала пока одну маму. Соня рыдала, и Маня торопливо согласилась на две коробки коктейля. Маня выбрала шоколадный и ванильный. Расплатилась.
Соня зажала Манины кровные в маленьком кулачке и отошла в уголок ими полюбоваться. Была она похожа на лису Алису, выманившую денежку у бедного Буратино. Эта её привычка сразу считать или прикидывать на глаз сумму не придавала ей убедительности. И чтобы скрасить впечатление у соседей по этажу, Манечка предложила коктейль попробовать.
Соню отвлекли от денежки. Она вскрыла коробку неумело, варварски. Острые клочья толстой фольги ранили руки, а порошок так и не превращался в аппетитный напиток. Взвесь-суспензия с комьями неприличного цвета…
— Нужен блендер, — объяснила Соня.
В России уже были миксеры, но блендеров ещё не было. Блендеры были в Израиле, гражданкой которого Соня уже была, а Витя в сторону Израиля ещё только посматривал.
…В Россию Соня наезжала время от времени делать бизнес.
Где жила эта птичка Божья? В углу у какой-то бедной старушки снимала койку. Потому что выпускать деньги из рук она не умела, а столичных родственников у неё не водилось. От житейского неуюта приходила на Таганку и тогда, когда не было повода обращать Маню и Витю в клиентов. «Просто так», то есть расслабиться у телевизора, съесть что-либо домашнее, вымыться под душем.
Соня-гостья уже не рыдала по маме гербалайфного короля и не доказывала чудодейственность коктейлей. Больше того, когда Саша и Миша по недосмотру слопали весь шоколадный зараз и Манечка подняла панику («Аллергия!», «Перевитаминизация!»), именно Соня предотвратила все попытки бежать в больницу.
— А ни фига в этом коктейле нет. Я сама ем по банке, когда больше нечего.
Она считала себя среди них лицом неофициальным. Ну, если не другом дома, то уж его приятелем — точно.
Впрочем, на короткое время деловые отношения возникли снова.
Как только Соня узнала, что Витя всё-таки «глядит в Израиль», её озарило. Плодом этого мгновенного озарения был иврит на дому. Педагог — Соня, дом — Витин, в классе — Манечка, дети, Самуил Абрамович (из чистой тяги к познанию) и ещё несколько приятелей, возникших на почве предстоящего отъезда. Цену Эйнштейн объявила немалую. Авансом с каждого собрала деньги, поколдовала над ними в углу, не разжимая кулачка. И… пошло!
Разумеется, учебного материала у Сони не было. Не лететь же в Израиль за учебниками!
Оббежав пол-Москвы, Соня принесла толстый русско-ивритский словарь Шапиро. Благоговейно подняв старую книгу над головой, произнесла:
— Не одно поколение отказников и сионистов выросло на этом!
Но что делать с «этим», догадался в тот день лишь Витя.
Подвигом было издать «это» в доперестроечной России, но и пользоваться — тоже подвигом. Напечатанное справа налево полагалось читать сначала слева направо, после справа налево, после, кажется, чуть ли не в зеркальном отражении, — русские типографии к ивриту не приспособлены.
Адвокат, быстро и резко отказавшись от Сониных услуг, потерял деньги, но избежал мысленных кульбитов. Хуже всего пришлось Вите, хватающему всё на лету и навеки. «Рехов» вместо «рехов», «харбе» вместо «харбе» да ещё с украинским «х», «слиха» вместо «слиха» запали музыкальному Вите в память надолго. В Израиле Саша тоже года два путала «бабочку» с «птицей». Не по звучанию, конечно. Просто, изображая «парпар» (бабочку), Соня так носилась по комнате, так взметывала свои руки, что вспоминалась Плисецкая, её лебедь или какая-нибудь иная «ципора» (птица).
Ещё удача, что курсы быстро распались. Увы, Соне не пришлось дважды держать в кулачке курсантских денег. Балаган в словаре, балаган в голове, балаган в тетради… Кто же всё это выдержит больше месяца? Курсанты разбежались. Но именно тогда Соня окончательно прибилась к таганской компании.
Она почему-то думала, что должна платить за гостеприимство особой доверительностью, «откровенностью».
Открывая дверь собственной квартиры, Витя слышал:
— После того, как мы с ним побыли…
— Как в прошлый раз? — не очень желая входить в детали, поторапливала кухонный разговор Маня.
— Да нет же. В прошлый раз мы просто побыли, пришла его сестра… А сейчас побыли…
Всё дело было в ударениях, и, поняв это, Маня обрадовалась своей догадливости:
— Трахнулись, значит?
— Ну… В общем…
В этом месте Соня краснела. К столичной манере выражаться она не привыкла. У неё была своя, неповторимая. В ещё более доверительных разговорах в ту пору она трогательно, «интеллигентно» детородный член величала «половым пэнисом» и всё, к нему приложенное природой, — кокушками, а любовное свидание — «сексуальным часом».
Скажем прямо. И Мане, и Витеньке Эйнштейн в Москве поднадоела.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!