Наш Витя – фрайер. Хождение за три моря и две жены - [10]
— Он так любил свою маму. Мама его умирала. Мама была актрисой и хотела фигуру. Она не кушала. И тогда сын изобрёл коктейль.
Соня протянула женщинам портрет президента компании «Гербалайф». Тот был похож на Рудольфо Валентино, Марчелло Мастроянни и на всех ухоженных мужчин сразу.
— Мама умерла. А он — смотрите на него, смотрите! — поклялся спасти всех оставшихся женщин.
Соня не знала, конечно, что и «мистер Гербалайф» через несколько лет умрёт от передозировки «снотворного», она оплакивала пока одну маму. Соня рыдала, и Маня торопливо согласилась на две коробки коктейля. Маня выбрала шоколадный и ванильный. Расплатилась.
Соня зажала Манины кровные в маленьком кулачке и отошла в уголок ими полюбоваться. Была она похожа на лису Алису, выманившую денежку у бедного Буратино. Эта её привычка сразу считать или прикидывать на глаз сумму не придавала ей убедительности. И чтобы скрасить впечатление у соседей по этажу, Манечка предложила коктейль попробовать.
Соню отвлекли от денежки. Она вскрыла коробку неумело, варварски. Острые клочья толстой фольги ранили руки, а порошок так и не превращался в аппетитный напиток. Взвесь-суспензия с комьями неприличного цвета…
— Нужен блендер, — объяснила Соня.
В России уже были миксеры, но блендеров ещё не было. Блендеры были в Израиле, гражданкой которого Соня уже была, а Витя в сторону Израиля ещё только посматривал.
…В Россию Соня наезжала время от времени делать бизнес.
Где жила эта птичка Божья? В углу у какой-то бедной старушки снимала койку. Потому что выпускать деньги из рук она не умела, а столичных родственников у неё не водилось. От житейского неуюта приходила на Таганку и тогда, когда не было повода обращать Маню и Витю в клиентов. «Просто так», то есть расслабиться у телевизора, съесть что-либо домашнее, вымыться под душем.
Соня-гостья уже не рыдала по маме гербалайфного короля и не доказывала чудодейственность коктейлей. Больше того, когда Саша и Миша по недосмотру слопали весь шоколадный зараз и Манечка подняла панику («Аллергия!», «Перевитаминизация!»), именно Соня предотвратила все попытки бежать в больницу.
— А ни фига в этом коктейле нет. Я сама ем по банке, когда больше нечего.
Она считала себя среди них лицом неофициальным. Ну, если не другом дома, то уж его приятелем — точно.
Впрочем, на короткое время деловые отношения возникли снова.
Как только Соня узнала, что Витя всё-таки «глядит в Израиль», её озарило. Плодом этого мгновенного озарения был иврит на дому. Педагог — Соня, дом — Витин, в классе — Манечка, дети, Самуил Абрамович (из чистой тяги к познанию) и ещё несколько приятелей, возникших на почве предстоящего отъезда. Цену Эйнштейн объявила немалую. Авансом с каждого собрала деньги, поколдовала над ними в углу, не разжимая кулачка. И… пошло!
Разумеется, учебного материала у Сони не было. Не лететь же в Израиль за учебниками!
Оббежав пол-Москвы, Соня принесла толстый русско-ивритский словарь Шапиро. Благоговейно подняв старую книгу над головой, произнесла:
— Не одно поколение отказников и сионистов выросло на этом!
Но что делать с «этим», догадался в тот день лишь Витя.
Подвигом было издать «это» в доперестроечной России, но и пользоваться — тоже подвигом. Напечатанное справа налево полагалось читать сначала слева направо, после справа налево, после, кажется, чуть ли не в зеркальном отражении, — русские типографии к ивриту не приспособлены.
Адвокат, быстро и резко отказавшись от Сониных услуг, потерял деньги, но избежал мысленных кульбитов. Хуже всего пришлось Вите, хватающему всё на лету и навеки. «Рехов» вместо «рехов», «харбе» вместо «харбе» да ещё с украинским «х», «слиха» вместо «слиха» запали музыкальному Вите в память надолго. В Израиле Саша тоже года два путала «бабочку» с «птицей». Не по звучанию, конечно. Просто, изображая «парпар» (бабочку), Соня так носилась по комнате, так взметывала свои руки, что вспоминалась Плисецкая, её лебедь или какая-нибудь иная «ципора» (птица).
Ещё удача, что курсы быстро распались. Увы, Соне не пришлось дважды держать в кулачке курсантских денег. Балаган в словаре, балаган в голове, балаган в тетради… Кто же всё это выдержит больше месяца? Курсанты разбежались. Но именно тогда Соня окончательно прибилась к таганской компании.
Она почему-то думала, что должна платить за гостеприимство особой доверительностью, «откровенностью».
Открывая дверь собственной квартиры, Витя слышал:
— После того, как мы с ним побыли…
— Как в прошлый раз? — не очень желая входить в детали, поторапливала кухонный разговор Маня.
— Да нет же. В прошлый раз мы просто побыли, пришла его сестра… А сейчас побыли…
Всё дело было в ударениях, и, поняв это, Маня обрадовалась своей догадливости:
— Трахнулись, значит?
— Ну… В общем…
В этом месте Соня краснела. К столичной манере выражаться она не привыкла. У неё была своя, неповторимая. В ещё более доверительных разговорах в ту пору она трогательно, «интеллигентно» детородный член величала «половым пэнисом» и всё, к нему приложенное природой, — кокушками, а любовное свидание — «сексуальным часом».
Скажем прямо. И Мане, и Витеньке Эйнштейн в Москве поднадоела.
Эта книга – не повесть о войне, не анализ ее причин и следствий. Здесь вы не найдете четкой хроники событий. Это повествование не претендует на объективность оценок. Это очень экзистенциальная история, история маленького человека, попавшего в водоворот сложных и страшных событий, которые происходят в Украине и именуются в официальных документах как АТО (антитеррористическая операция). А для простых жителей все происходящее называется более понятным словом – война.Это не столько история о войне, хотя она и является одним из главных героев повествования.
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.