Наш Современник, 2006 № 05 - [53]

К сожалению, эта роль Приднестровья сегодня не понимается не только широким общественным мнением, но, похоже, и многими во властных верхах. Белоруссия — это более или менее ясно, но крошечная полоска земли, некогда звавшаяся Диким полем?.. Между тем в самом этом названии уже обозначено её геостратегическое значение, намного превосходящее размеры самой территории Приднестровья. В своё время оно, никогда не входившее ни в Молдавское княжество, ни тем более в Румынию, было местом, куда стекались “вольные люди”, готовые служить самым передовым рубежом России в её противостоянии с Турцией. Оно связует Северное Причерноморье с обширным восточно-славянским пространством, и эта связь была вещественно явлена цепочкой крепостей, заложенных Суворовым. Можно было бы, конечно, углубиться ещё дальше в тьму времён и напомнить, что “точкой сопротивления” эта земля была ещё в эпоху императора Траяна, не сумевшего продвинуть власть Рима за Днестр. Но ещё важнее, на мой взгляд, обратиться к истории Великой Отечественной войны, когда необыкновенно ярко обнаружились и свойства Приднестровья как плацдарма, и его рационально непостижимая сопротивляемость. Необыкновенно интересен и малоизвестный факт, о котором сообщает Хайнц Хёне в своей написанной по архивным материалам книге “Орден “Мертвая голова”. Оказывается, в ведомстве Гиммлера вынашивался план создания государства СС, “если бы война с Россией принесла удачу немцам”, и в качестве полигона был выбран четырехугольник Люблин-Житомир-Винница-Львов. Особо подчёркивалось, что Винница даёт выход на всё Приднестровье, значение которого, в силу его роли “замка”, смычки северного Причерноморья и обширных славянских территорий, оценивалось должным образом.

Так же оценивается она и сегодня в проекте строительства балтийско-черноморской дуги, и, конечно, именно этим объясняется упорный отказ Кишинева принять неоднократные предложения Приднестровья о создании в регионе демилитаризированной зоны, что стало бы громадным шагом на пути к сравнительно мягкому урегулированию конфликта. Однако у стоящих за Кишиневом сил другие планы, и если позволить им полностью осуществиться (“дойти до конца”, по выражению президента Саакашвили), то мы можем стать свидетелями чудовищного трагифарса. Свидетелями, разумеется, не построения в этом регионе “государства СС”, но обретения одной из стран — участниц гитлеровской коалиции территории, на которую она не имеет никаких исторических прав и которой с августа 1941 года по апрель 1944 года обладала лишь как государство-оккупант. Далеко идущие последствия такой рокировки исторических событий и, строже, итогов Второй мировой войны либо не просматриваются российским руководством, либо оно, преследуя свои цели и продолжая начатую Горбачёвым политику односторонних уступок, сознательно их игнорирует. И, стало быть, в перспективе принимает тот оборот, который приобретут — в случае подобного реванша Румынии — проблемы Калининградской области, Карелии, Выборга, да и Курильских островов тоже.

Во всяком случае, адекватного ответа на то, с каким упорством проводится линия на неизбежное в будущем объединение Румынии и Республики Молдова (с подаренным ей Приднестровьем, в качестве приданого, конечно), со стороны России нет. И, более того, любая попытка указать на это встречается насмешливо-скептически, как своего рода бред преследования. Между тем о перспективах такого объединения открыто говорили и говорят первые лица обоих государств — начиная с первого президента РМ Мирчи Снегура, в мае (!) 1991 года, то есть еще до распада СССР заявившего о необратимости начавшегося движения к соединению с Румынией, и кончая недавним выступлением нынешнего президента Румынии Траяна Бэсеску, с обращенным к соседям призывом объединиться. Ответ из Кишинёва последовал лишь через несколько дней и не отличался той жёсткостью, которую, казалось, требовало подобное, пусть и косвенное, посягательство на его суверенитет.

План, предложенный Бэсеску, предполагает прежде всего вывод из зоны конфликта всех российских военных (будь то ОГРВ или “голубые каски”) как, по его словам, “зонта приднестровского режима”. Не меньшее значение придаётся в этом плане и экономической блокаде: “Если эти шаги будут реализованы, я вам гарантирую, что группа Смирнова не протянет и больше месяца”. Такую позицию он и намерен отстаивать на уровне ЕС, ОБСЕ и НАТО, а также на встречах с Дж. Бушем, добиваясь в перспективе объединения “двух румынских государств”, как гласит эта почти официальная формула.

Несомненно, именно рассматривая перспективу объединения (или, как любят говорить в Кишинёве и Бухаресте, “воссоединения”), молдавское руководство, в лице всех своих президентов, упорно отказывалось рассматривать проект создания федеративного государства, который также предлагался Приднестровьем. Предлог такого отказа смехотворен — малая территория Молдавии (словно в мире нет малых федераций!), и его весьма развязно в 1995 году озвучил президент П. Лучинский: “…Создавать территориальные образования по национальному признаку… не идиоты же мы!.. Да это же идти в ХIХ век”. “Идиоткой”, надо понимать, является Российская Федерация, организованная именно по такому признаку и следующая в указанном направлении. Москва, однако, и тогда отмолчалась, а самое главное — не прекратила своей политики фактической поддержки Кишинёва, ограничиваясь в крайнем случае мягким журением его. Словом, хрестоматийная ситуация “кот и повар”. И, как это ни покажется странным на первый взгляд, режим особого благоприятствования по отношению к Кишинёву только укрепился со сменой высшего руководства в России. Кишинёву потворствовала созданная в июле 2000 года Государственная комиссия под руководством Евгения Примакова, фактически вернувшаяся от идеи общего государства (в составе РМ и ПМР как равноправных субъектов), к которой склонялись уж и некоторые члены миссии ОБСЕ, к концепции единого государства и заговорившая о “Приднестровском регионе Республики Молдова”.