Наш Современник, 2002 № 12 - [20]
Но все-таки Союз писателей добрую роль свою играл. Над ним, местным, как-никак стояла... Москва. Что ж теперь все холуи прежнего режима и разные приблудные дети Союза писателей ковыряют его шилом и отказывают ему в дне рождения?!
И выдающиеся писатели и просто хорошие изрядно потолкались в местных писательских организациях и тень на плетень не наводят. Как-то странно: кто шел в Союз по наивности, как в храм, и заставал там “все ту же жизнь” и те же проблемы, тот благодарен, а кто сквозь игольное ушко просовывал свою гнилую литературную нитку и сшивал ею свои графоманские тетрадки себе на пользу, тот нынче морщится и открещивается от альма матер. Представим себе сказочное: в нашей стране все (или почти все) вернулось назад. У дверей Союза писателей в желании довольствия и руководящих платных постов будут толпиться нынешние сепаратисты, ликвидаторы — и опять “с передовыми взглядами”. Они тотчас возопят: мы всегда были верны советскому Союзу писателей и единству рядов.
Союз писателей может в любой миг растаять, как снег, — согласен. Со старым довольствием покончено. Но пусть валит Союз писателей кто угодно, только не мы. Если Союз писателей привлекал наше внимание деньгами и только деньгами, то грош нам цена. Когда радуются погибанию Союза писателей графоманы и бывшие крайкомовские угодники, мы должны рассматривать это как предательство литературной истории. Вот и грянул час жуткого вопроса: так кто же у нас был писателем?!
Расставаться с прошлым надо достойно.
Жизнь и творчество пульсируют в каждое мгновение истории. Отзывчивый творец не может прозевать переливающуюся горной речкой книгу бытия. И тут уж я оглядываюсь не только на писателей, но и на журналистов, критиков, литературоведов. Как не воспользоваться творцу прекрасным поводом рассказать о долгой жизни культурной местной среды на судьбе и поворотах Союза писателей?! Это целый роман. Кубань — это страна чуть ли не поболее Франции. Что же тут было? Только одним подбором на просторных газетных листах можно показать извилистое копошение литературного быта. А статьи, рецензии, крошки произведений, высказываний в ту или иную эпоху, докладов, затем схватки и торжества, улюлюканье и вонючий фимиам, наконец, встречи в разных кругах, юбилеи и частные письма умерших. Сама история проглянет через двери Союза писателей. Там, говорят, ничего не было, но студент прочел рассказ Л. Пасенюка “Семь спичек” с такой же радостью, как и знаменитый рассказ москвича Ю. Казакова “Трали-вали”. Жизнь была так провинциальна и после войны ветхо-первобытна, что плохая пьеса “Белая акация” стала в театральном мире событием. Страна медленно оживала после боев, с нею медленно поднималась литература. Неужели ни у кого нет вкуса и любви к своему дому и к улице Красной, по которой прошли не раз мы все? Чего только не было. И в это смутное время в голой спокойной правде мы нуждаемся. Правда расчищает дорогу. И как от хорошего романа какая-то задумчивая полезная минута повисла бы над нами. “Так проходит слава земная”, — повторял мой герой Толстопят в романе о Екатеринодаре. Под музыку этого римского изречения и кинуть бы взор на прошлое. Может, потом и другие постарались бы вспоминать себя так же. От судьбы не уйдешь и от правды тоже. Все, повторяю, было: писал плотник в 1949-м стихи о Сталине, а в перестройку рифмами жаловался, как, дескать, замучила его coветская власть; кляли на чем свет буржуев и помещиков, а нынче козыряем дворянством; переживал кто-то за Солженицына, но теперь его книги скучно брать в руки. Так любим ли мы жизнь во всех ее проявлениях, господа “инженеры человеческих душ”, или выбираем только ее кассовые дни и месяцы? Мне кажется, юбилей Союза писателей, отвергнутый местным обществом, — свидетельство какого-то страшного провала всей кубанской культуры. Самопрославление окончилось пшиканьем мыльного пузыря.
Недавно вышла книга Г. Шаховой об исторических улицах Краснодара. Книги этой я не видел, но уверен, что почти все очерки я читал: они публиковались на страницах местных газет. Как ни странно, но я не знаком лично с Г. Шаховой. Однажды я разговаривал с ней по телефону о родичах последнего царского Наказного атамана М. П. Бабыча. И очерки, и этот короткий разговор со всей ясностью определяют одно: родную старину берегут, изучают, лелеют, преподносят на блюдечке современникам только люди традиционного склада; это тихие подвижники, жалеющие все, что уносит в историю клонящийся к закату день, это наши глубоко русские люди, которых после войны становилось с каждым годом все меньше и меньше. Сколько же дворов обошла эта женщина, скольких старушек, домохозяек она подняла, оторвала от домашних забот, расспросила, уговорила не таиться (всякое было время), сколько историй выслушала, записала, перепроверила по источникам, сложила один очерк, другой и отнесла в редакцию, где не всегда с радостью привечали! Вот вам любовь к городу, в котором живешь. И много ли еще таких? Да нет! Почти никого. В музеях, в фондах, во всяких “охранах памятников”, в газетах и журналах, на кафедрах в институтах люди просто устроились на работу, переливают воду из ведра в бочки и из бочек в ведро, даже стараются, но щемящей любви к истории у них нет. И это чувствуется, это заметно по делам, по статьям, по сборникам. Читая самые разные статьи в газетах о проблемах и бедах в нашем городе, я все более склоняюсь к... крамольному утверждению: великий город Екатеринодар не имеет родных детей! Ведь можно быть и хорошим, исполнительным горожанином, но в душе чужим, посторонним. Никому ничего не жалко. И не вчера это стряслось с нами, а давно. Какое равнодушие! На глазах “новые русские” пакостят и разрушают дедовский облик старых углов, и никого это не волнует. И где же все разные “ответственные товарищи”, всякие отцы, и дяди, и тети города? Они, наверное, хорошие. Только нету в их душе того, что греет душу и тихий энтузиазм Г. Шаховой. Вот в чем драма, вот в чем беда. Все пристроились, окопались в комитетах и фондах, нашли службу себе и зарплату и даже неплохо, может, работают, но горячей пользы от них надо ждать триста лет. В делах исторического наследия без любви, без некоторой жертвенности ничего не добьешься. Известно давно. Кого мы напустили “по идеологическим соображениям” в святая святых, к скрижалям народа нашего? Ясно кого. Даже талантливых и некогда мощных в этой серой среде мы губили и топтали как хотели. И остались ленивые, нерадивые, хваткие, непрофессиональные и негордые за нашу историю. Искусство, говорят, не обманешь. Тебе кажется, что ты хитро вывернулся, а текст все равно разоблачает тебя. Так и в деле исторического наследия. Все притворство, весь варварский темный лик некоторых деятелей раскрылся в последнюю (тоже варварскую) эпоху перестройки полностью. Государство живет без национальной идеи, город ежечасно ремонтируется и обновляется без оглядки на его сложившийся облик. Ни у одного начальника нет сыновнего желания оставить на память хотя бы три, четыре улицы старинного города, держать руку на глотках фирм, скупающих и арендующих особняки, не дать американским воротилам убить ласковую некогда (еще после войны) душу города, сохранить хоть где-то его станичную тихость и между тем (с каким-то японским, извините, умом) те же углы превратить в необходимую современность. Разве только деньги нужны? По родной душе плачет город. А ее нет. Включаю телевизор: и наши кубанские депутаты все докладывают и докладывают о том, что я через 15 минут услышу по программе “Вести”: “Государственная Дума приступила...”, “в нормальном цивилизованном обществе налоги взимаются...”, “Конституция писалась под президента...” Кому он это говорит, зачем? Приезжал на деньги налогоплательщиков на побывку домой, прошелся мимо разрушенных особняков, почитал местные газеты и талдычит, талдычит нам о... глобальных проблемах. Так бороться “за народное счастье” легко. И ведь ту разруху, то бедствие, которое мы обсуждаем сейчас, оплакивая наши архитектурные чудеса, достались нам от его деятельности на посту секретаря крайкома. Город будет разрушен, а депутат приедет еще раз и будет толковать о “позиции нашей группы в Государственной Думе”.
Лауреат Государственной премии СССР писатель Василий Иванович Белов — автор широко известных произведений — «За тремя волоками», «Привычное дело», «Плотницкие рассказы», «Воспитание по доктору Споку», «Кануны» и других.Новая книга «Лад» представляет собою серию очерков о северной народной эстетике.Лад в народной жизни — стремление к совершенству, целесообразности, простоте и красоте в жизненном укладе. Именно на этой стороне быта останавливает автор свое внимание.Осмысленность многовековых традиций народного труда и быта, «опыт людей, которые жили до нас», помогают нам создавать будущее.
В сборник входят сказки русских писателей XX века: М. Горького, П. Бажова, А. Толстого, Ю. Олеши, К. Паустовского и других. Составление, вступительная статья и примечания В. П. Аникина. Иллюстрации Ф. М. Лемкуля.
Замечательный русский писатель Василий Белов увлекательно рассказывает детям о том, как в обычной вологодской деревне вместе с людьми дружно живут домашние животные — коровы, кони, козы, куры, гуси, поросята, кошки, собаки, кролики… Рядом и вокруг — леса, реки, озера, поля, холмы, проселки, дали, небеса. В чащах и просторах — свои хозяева: медведи, лоси, волки, лисы, зайцы, тетерева, воробьи, синицы, вороны, хорьки… И у всех — особенные характеры, повадки и странности. Красочно и ярко вторит образам писателя талантливый русский художник Антон Куманьков.
Юбилейное издание книги рассказов Василия Белова приурочено к семидесятипятилетию писателя. Читателя ждет новая встреча с известными произведениями, по праву признанными классикой отечественной литературы. Рассказы писателя занимают важное место в его творческой биографии. Их публикация — реальное подтверждение живой связи времен, к которой стремится Художник в своих сочинениях, отражающих проникновенный диалог между поколениями.
В повести В.Белова рассказывается о жизни старого колхозника Егорыча, бригадира Николая Ивановича и тракториста Лешки, которые на несколько дней приезжают в город. Здесь с ними происходит ряд курьезных происшествий, но они с находчивостью выпутываются из неожиданных ситуаций…
«Кануны» Василия Белова — первая книга многопланового повествования о жизни доколхозной северной деревни конца 20–х годов.
Сборник из рассказов, в названии которых какие-то числа или числительные. Рассказы самые разные. Получилось интересно. Конечно, будет дополняться.
Известный украинский писатель Владимир Дрозд — автор многих прозаических книг на современную тему. В романах «Катастрофа» и «Спектакль» писатель обращается к судьбе творческого человека, предающего себя, пренебрегающего вечными нравственными ценностями ради внешнего успеха. Соединение сатирического и трагического начала, присущее мироощущению писателя, наиболее ярко проявилось в романе «Катастрофа».
Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.