Наш Современник, 2001 № 11 - [4]

Скорее всего — последние изыскания это вполне доказывают — впервые Федор Михайлович Достоевский посетил Ревель в лето 1843 года, когда он получил долгожданный летний отпуск на 28 дней (с 21 июня). Так сказать, “для излечения” ревельскими “ваннами”, согласно свидетельству о состоянии здоровья, выписанному доктором В. И. Волькенау по резолюции начальника училища В. Л. Шарнгорста.

1 июля пароход “Сторфурстен”, курсировавший между Петербургом (Кронштадтом), Гельсингфорсом и Ревелем, грохоча лопастями, отошел от пристани под звон судового колокола. Тяжело дышали легкие парового двигателя. Подрагивала палуба под ногами двадцатидвухлетнего Достоевского, взволнованного предстоящим первым морским путешествием в неведомый Ревель. В город, куда некогда Пушкин писал своему лицейскому товарищу Антону Дельвигу: “Что твоя поэзия? Рыцарский Ревель разбудил твою заспанную музу?” В балтийскую твердыню, о которой Дельвиг восторженно отозвался известному писателю-переводчику Н. И. Гнедичу: “...гляжу на древний готический Ревель и жалею, что не могу разделить с вами чувств. Здесь, что ни шаг, то древность, да и какая же? Пятьсот (и более) летняя...”. Поэт П. А. Вяземский еще летом 1826 года шлет из него опальному Пушкину послание и свое стихотворение “Море”, а в годы знакомства Достоевского с этим городом пишет “Ночь в Ревеле” (1844):

Ты у моря тихо дремлешь

Под напевами волны,

Но сквозь сон еще ты внемлешь

Гул геройской старины.

Ты не праздно век свой прожил

И в руке держал булат;

То соседов ты тревожил,

То соседями был сжат.

....................................

Я люблю твоих обломков

Окровавленную пыль,

В них хранится для потомков

Благородных предков быль.

3 июля “Сторфурстен” наконец-то приходит в Ревель. Взору открылись стены Ревельской крепости из серого камня, готические шпили, стрельчатые окна старинных зданий, на узких мостовых между домами снуют в повседневной суете люди, прижимаясь к стенам и пропуская конные экипажи. Случаен ли был впоследствии интерес Достоевского к готике? На полях некоторых его рукописей обнаруживаются многочисленные зарисовки шпилей соборов стрельчатой архитектуры. Да и в самом творчестве писателя иные исследователи обнаруживают эту “стрельчатость”, сравнивая ее с общей архитектоникой романов. Этот сложный и мощный стиль ему был уже знаком благодаря теоретическим занятиям в училище. В “Зимних заметках о летних впечатлениях” Достоевский вспоминает, с каким благоговением чертил он в юности контуры одного из образцов немецкой “высокой готики” — знаменитый Кельнский собор. Но именно в Ревеле состоялась первая встреча с памятниками западноевропейского средневековья, со столь привычными для немецких городов видами старинных замков, ратуши, биржи, храмов, одной из самых старых в Европе церквей Святого Олая (Олевисте), жилых домов с высокими черепичными крышами, контурами города крестоносных орденов и средневекового Ганзейского союза. Каким гениальный романист увидел Ревель с моря? Наверное, отчасти таким, каким его изобразил замечательный маринист И. Айвазовский на своем красочном полотне (1844), ныне хранящемся в Санкт-Петербургском Музее флота.

Нередко исследователи излишне увлекаются деталями из жизни великих деятелей искусства, хотя эти частности и не играли большой роли в творчестве того или иного писателя, поэта, художника. В жизни Федора Михайловича Достоевского Ревель был все же не просто местом, где жил его брат. Именно здесь будущий великий писатель впервые встретился с обществом, с укладом, отличавшимся от российского, точнее, русского.

В жизнь Достоевского пришел мир незнакомый, в корне отличающийся от патриархальной Москвы с ее величественным Кремлем и палатами, с ее слободами и пахнущими разнообразной снедью торговыми рядами, мир, непохожий на широкие каменные проспекты блистательной столицы Российской империи и на ее пропитанные невской сыростью переулки и моряцкие трактиры. Но не было в провинциальном Ревеле и масштабов знакомых городов России, не было русского простора. Первые ощущения, сугубо чувственные, грядущей большой темы России и Европы.

Достоевский не был бы самим собой, если бы позволил себя увлечь в первую очередь красотами видов. Для него главное место всегда занимал человек и тайна его сущности, раскрытию которой он поклялся посвятить всю свою жизнь еще в юные годы: “Человек есть тайна, ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время. Я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком” (16.08.1839). Первое знакомство с ревельским светом и общение с ним в следующие приезды оставили на писателе свой отпечаток.

Через три недели после отбытия Федора Михайловича из Петербурга его знакомый Ризенкампф, ревельский уроженец, учившийся в северной столице, “сам отправился в Ревель, где нашел его вполне наслаждающимся в семействе брата”. По некоторым данным, степень достоверности которых следует еще определить, Достоевский остановился у Ратушной площади в доме отца А. Е. Ризенкампфа, где якобы жил брат Михаил, невестка Эмилия Федоровна и крестник, племянник Федя. По другим сведениям, брат с семейством проживал короткое время близ Карьяских ворот в здании на том месте, где ныне располагается Эстонский драматический театр. Через ворота тогда проводили стада на выпас (эст. “кари” — “стадо”). Увы, ни ворота, ни дом не сохранились. (В последующие визиты Федор Михайлович останавливался также в гостевой квартире на втором этаже здания Инженерной команды по месту службы Михаила на Неугассе.)