Наш собственный конец света - [5]

Свеча догорела и, всколыхнувшись в последний миг, пламя ярче осветило тусклые стены комнаты, чтобы в следующее мгновение погрузить нас в полутьму.

Догорал и огонь в печи.

А мы лежали голыми под пледом и наши разгоряченные тела, казалось, сами нагревали небольшое помещение, отдавая все тепло прохладному сквозняку. Не было сил больше ни на что, но я крепко сжимал ее руку. Приятное блаженство приковывало нас к матрасу и нам больше ничего не оставалось, как смотреть на догорающий огонь в печи.

Усталость клонила в сон, эйфория дурманила сознание.

Я почему-то вспомнил, как с утра, смотря на пустые улицы, я подумал, что все исчезли. Казалось, наступил конец света, и я остался один на всей земле.

Сейчас я понял, что не один.

И с этими мыслями я провалился в тяжелый дурман забвения, где я вновь увидел конец света, где только мы вдвоем и нет больше никого.

Как же жесток самозабвенный разум. Я засыпал с улыбкой на лице, сжимая теплую руку Даши и думал о нашем новом мире. А крепчающий на улице мороз нежно окутывал наши тела. Он с легкостью пробирался сквозь увядающее тепло потухшей печки, и приносил нам наш собственный конец света.

Не могу забыть

Я учусь в медицинском колледже и подрабатываю санитаром в экстренной операционной, где, кроме самих операций, мы с дежурной медсестрой выполняем и другую работу. В нашем городе нет травмпункта, и потому всех пострадавших везут к нам: обработать рану, наложить гипс. На втором этаже находится реанимационное отделение.

Работаю я по вечерам после учебы, а в выходные дни иногда беру суточные дежурства.

В один из дней в седьмом часу вечера нас позвали в реанимацию. Зачем, и что случилось, мы узнали, лишь зайдя в отделение. Там царила небольшая суматоха. Вокруг одной из кроватей толпилась пятая часть всей хирургии: анестезиолог, медсестра реанимации и санитарка, травматолог, анестезистка из нашей бригады операционников, как нас все называют. Когда я подошел ближе, то мое дыхание на секунду остановилось, а на глаза чуть не навернулись слезы.

На кровати, совсем без движения лежал годовалый ребенок. Его одежда была мокрой и грязной, и кое-где проступали бурые пятна крови.

Травматолог сказал, что надо зашивать голову и дежурная медсестра побежала вниз за укладкой с инструментами. Я бросился следом за ней, только сейчас замечая яркие капли крови на полу. Они вились дорожкой от кровати с малышом до первого этажа перевязочной, куда ребенка, наверно, изначально доставили. Мы быстро схватили укладку, и бутылки с растворами, и бегом поднялись обратно в реанимацию.

Там уже была рентген-лаборант. Ей нужно было сделать снимок черепа ребенка. Но она, как и мы, так и не приступила к своим обязанностям.

Я взглянул на маленькую головку, и все мое тело похолодело, а по спине пробежал противный рой мурашек, затряслись руки, а дыхание сбилось. На скальпированной поверхности кожи лежало серое вещество.

— И как мы это будем шить? — с дрожью в голосе спросил я.

Анестезиолог качала через маску в легкие ребенка воздух, и, то и дело, поглядывала на его зрачки, раздвигая пальцами веки.

— Режьте же кто-нибудь на нем одежду! — сказала она.

Я взял со столика у кровати ножницы и попытался резать ими ткань, но тупые лезвия просто жевали края. Откинув их в сторону, попросил у своей медсестры нормальные ножницы из стерильной укладки, и начал разрезать кофту и майку на маленьком тельце. Полностью освободил торс, снял штаны и памперс.

Загудел аппарат для искусственной вентиляции легких, и анестезиолог вставила клинок ларингоскопа в рот малыша, и сразу провела в трахею интубационную трубку. Быстро подключила его к аппарату и набрала на нем необходимую частоту дыхания.

— Галя, — ищи у него вены, сказала она анестезистке.

Я глянул на его белые ручки, вены давно спались от низкого давления, и найти их практически невозможно. Но это надо было сделать.

Вены практически не прощупывались, и катетер упорно не желал попадать в русло.

— Черт, придется ставить ему подключичку, — выдохнула анестезиолог. — Всегда было сложно ставить ее детям.

Она вымыла руки, надела перчатки и начала обрабатывать кожу над правой ключицей.

— Я боюсь ставить подклюк, — Анестезиолог обработала поле и взяла шприц с длинной иглой. — Надо как Козлов, шутить шутки, когда сильно волнуешься. Но ничего в голову не лезет.

Помню, что-то хотело сорваться с моих губ, что-то вроде анекдота, но я его лишь проглотил.

— Господи, помоги нам, пожалуйста, — и она начала искать подключичную вену.

Нашла, отсоединила шприц и начала вводить проводник, но он не шел, все время во что-то упираясь.

— Господи, ты будешь нам помогать?!

— Нашли вену, — раздался чей-то голос.

Катетер был вставлен в вену на правой ступне.

— Есть Рео-поликглюкин? — спросила анестезиолог, все еще пытаясь ввести проводник.

Я сразу оказался возле шкафа с растворами и нужный там находился. Медсестра реанимации взяла двухсотграммовый флакон и наладила капельницу.

— Лена, дай мне другой проводник, только пластиковый, тонкий… где-то у нас должен быть.

Перерыли несколько тумбочек, нашли.

Наконец проводник вошел. Анестезиолог вытащила иглу и ввела по проводнику катетер. Сразу же наладили вторую капельницу. Рео-поликглюкин перевели на подключичный катетер, а в вену начали капать что-то другое.