Наш испорченный герой. Встреча с братом - [37]

Брат легко принял мои извинения:

— Да ладно, забудь об этом. Мне не следовало на тебя злиться. На самом деле я рад, что у тебя всё в порядке.

Он замолчал надолго, о чём-то размышляя, а потом потянулся за своей сумкой и достал оттуда шёлковый футляр размером с мой ежедневник. Лицо у него было торжественное, он, видимо, хотел доказать мне свою братскую любовь. Господин Ким, завидев футляр, сразу напрягся.

— Ну зачем вы взяли с собой это! — воскликнул он.

— Отец приказал отдать ему, — показал брат на меня.

Он открыл футляр и вынул оттуда ослепительно блестевшую медаль. Судя по тому, с каким благоговением он её доставал, это была очень важная награда, хотя я, кроме блеска, ничего особенного в ней не видел. Мне вспомнилось, как в Берлине, где я был в 89-м во время падения стены, продавали гэдээровские ордена и медали. Я тогда купил одну медаль — очень похожую на эту.

— Это национальная медаль «За заслуги перед Отечеством» первой степени, — торжественно сказал брат, глядя мне прямо в глаза. — И это высочайшее признание заслуг отца перед партией и правительством за время его долгой службы. Он десять лет трудился на строительстве ирригационных сооружений «Поля в три тысячи ли» во время борьбы за модернизацию сельского хозяйства в шестидесятых годах. Великий вождь лично вручил эту награду отцу!

Я был тронут. Теперь я уже не думал, кто важнее — преподаватель или инженер по ирригации. Или о том, как трудно было отцу менять специальность в сорок с лишним лет. Меня растрогала сама мысль о том, что отец решил завещать самую дорогую для него награду нам — его семье на Юге. И, кажется, я понимал, что он хотел сказать этим жестом. Посылая нам медаль, он хотел хоть немного утешить нас за все те несчастья, которые принёс нам его побег к коммунистам.

— Наша семья была против того, чтобы медаль досталась тебе, — продолжал брат. — Они говорили, что нельзя отдавать такую вещь прислужнику американских империалистических собак. Но я настоял на своём. Я сказал, что, во-первых, такова была воля отца. А во-вторых, надо ещё посмотреть на тебя — прислужник ты или нет.

Эти слова усилили моё волнение.

— Ну и кто я? — спросил я безо всякой иронии, а, наоборот, чуть ли не с трепетом.

— Ты мой брат. Я вижу, что ты достоин считаться старшим сыном нашего отца. Не знаю уж, как ты там жил, но я верю, что ты не опозоришь эту великую награду.

Сказав это, он протянул мне медаль обеими руками, как во время торжественного вручения.

Когда я принимал её, мне вдруг почему-то вспомнилась гора Хайшан. Я обернулся к господину Киму:

— Вы помните гору возле реки Тумень, куда мы ездили с профессором Лю год назад? — спросил я его.

— Вы имеете в виду Хайшан?

— Да, её. Скажите, сколько до неё надо добираться отсюда?

— Ну, думаю, что за час можно обернуться — туда и обратно.

Я посмотрел на брата:

— Скажи, вот эти дела, которые тебе надо сделать сегодня вечером, — их обязательно делать именно сегодня?

— А почему ты спрашиваешь?

— Бог знает, удастся ли нам ещё раз повидаться в жизни. Ты можешь провести со мной ещё пару часов?

Брат посмотрел на часы. По его неуверенным движениям можно было догадаться, что и дела, и время, которого они требовали, были крайне неопределёнными. Он нахмурился, но спросил спокойным тоном:

— И что ты собираешься делать эти два часа?

— Я бы хотел съездить с тобой на гору Хайшан, у реки Тумень.

— И что мы на этой горе будем делать?

— Ты понимаешь, есть такой старинный ритуал. Он называется «Приношение издалека». Это для тех случаев, когда человек не может посетить могилы предков из-за войны или стихийных бедствий. Тогда надо приблизиться к могиле ровно настолько, насколько возможно, и на этом месте совершить приношения. Вот я и подумал, что мы могли бы сделать это вместе на границе. Налить чашку соджу для отца и поклониться его духу.

Брат принял решение сразу:

— Хорошо. Я поеду с тобой.

Мы отправились к горе вдвоём, без господина Кима, который, видимо, понял, что мы хотим остаться наедине. Он только помог нам купить в ближайшей лавочке рыбу и фрукты для приношений, вызвал для нас машину с шофёром-корейцем и ушёл. Поскольку он не сказал ни слова про свой гонорар, то я решил, что он придёт за ним вечером в гостиницу.

В отличие от улиц Яньцзи, на берегу реки Тумень всё было в точности так же, как в прошлом году. Небо, затуманенное пыльными жёлтыми ветрами с китайских равнин, северокорейские горы в дымке за рекой и выбитые на них огромные лозунги, призывающие граждан к эффективной и неустанной работе. И река Тумень была всё такая же — обмелевшая и мутная.

Мы не захватили с собой тростниковой подстилки, которая полагается в таких случаях, и расстелили вместо неё газету. Я, хотя и знал, что говорю вещи, бесполезные для брата, всё же рассказал ему, как готовится стол для приношений предкам. Рассказал и о том, как в нашем клане принято выкладывать на этом столе каштаны и фрукты.

— Я сегодня веду обряд. По обычаю нам надо было бы налить три чашки с соджу и выложить варёный рис. Но у нас не полный обряд, а его замена, так что ограничимся одной чашкой. Ты наливаешь соджу, а я предлагаю его духу.