Наш добрый друг - [4]

– Джулька… А кличка-то хорошая, – сказал дядя Леонтий.

Нельзя, однако, сказать, что пришелец был в большом восторге оттого, что ему дали новую кличку. Он сперва никак не реагировал, когда его величали Джулькой. Но постепенно стал привыкать. Что ж поделаешь, пусть будет так.

И пошло – Джулька и Джулька!

Давненько здесь не царило такое оживление, как теперь. И этим мы обязаны были нашему нежданному гостю.

Что-то домашнее, родное прибилось к нашему берегу и на какое-то время смягчило нашу суровую, тяжкую и опасную солдатскую жизнь здесь, под самым носом у проклятого врага.

Изменилось несколько и настроение ребят.

И каждый, проходя мимо собаки, норовил погладить ее:

– Джулька, ну милашка, как ты себя чувствуешь у нас? – негромко приговаривали. – Не убежишь? Останешься?

Идиллию вдруг нарушила ожесточенная стрельба, хлынувшая из-за леса.

Над головой прожужжал дождь пуль, осколков от мин, позади грохнуло несколько снарядов.

Мы прижались к стенкам траншеи, всматриваясь в ту сторону, где бесновался враг, старались угадать, что он задумал. Но это оказалось очередной вспышкой бешенства.

Мы с Васо наблюдали за вражескими окопами, слегка высунувшись из нашей небольшой крепости.

Было ясно, что фрицам притащили ужин, скоро там начнут раздачу, и, то ли для очистки совести, то ли для храбрости, с той стороны постреляли, давая этим знать, что, мол, они начеку и чтобы их не беспокоили.

Правда, наша артиллерия ответила несколькими залпами, но вскоре и она затихла: не было смысла тратить зря боеприпасы.

Спустя несколько минут все вокруг снова погрузилось в тишину, и мы прижались к брустверу, наблюдая за противником.

Вдруг почувствовали, что между нами – мною и Васо – втиснулось что-то мягкое, теплое. Оказывается, наша гостья тоже обратила свой пристальный взор в ту сторону, куда мы так напряженно всматривались, словно и она что-то соображала в этом деле.

Мы рассмеялись. Но Джулька не обратила внимания на наш смех. Она улавливала малейший шум, который доносился с той стороны.

– Знаешь, Васо, кажется, у нас появился стоящий помощник. Мы сможем спокойно спать…

– А что ты думаешь! У Джульки такой слух, что почует за километр.

– Что ж тут удивительного, – вмешался Шилов, маленький рыжеволосый автоматчик, который не мог молчать, если двое вели разговор. – Я слышал, что у японских самураев в армии стоят на вооружении маленькие собачонки, пинчеры, кажись, называются. Вот у тех нюх мировецкий! За три километра чуют, черти, что вокруг происходит. Японцы храпят в окопах, а эти самые собачки стоят на страже. Почуют опасность – сразу поднимают такой визг, такой лай, что все солдаты сразу вскакивают с мест и – в ружье!

– А откуда это тебе известно, всезнайка?

– Как это откуда? От верблюда! Книжки надо читать…

– И все это ты в книжках вычитал?

– Ну конечно… К тому же мой батя мне когда-то рассказал. Он участвовал в русско-японской войне в четвертом году. И своими глазами видал этих пинчеров.

– 'Так, может, Шилов, позовешь сюда батю, чтобы он научил нашу Джульку стоять вместо нас на посту? – предложил Ашот Сарян, и все рассмеялись.

– Это было бы неплохо, чтоб за нас кто-то вел наблюдение, а то не спим, с ног валимся… – не сдавался Шилов. – Если ваша собачка не принесет здесь какой-то пользы, то на кой леший она тут сдалась? Только харчи переводить?…

– Как себе хотите, а я могу поклясться, что собака она обученная, боевая и сможет здесь пользу принести… – настойчиво твердил Васо.

Послышались быстрые шаги. С противоположной стороны траншеи приближался стройный, крепко сбитый, смуглый парень с озорными темными глазами, с забинтованной по локоть рукой – Шика Маргулис. Увидев собаку на бруствере, раскрыл рот от изумления, и на его лице появилась

удивленная улыбка.

– Мать честная, а это что еще за зверь к нам забрел? Что, миленькие мои, на охоту собрались или в лес за грибами?

И, подумав минутку, пожал плечами, добавил!

– Где вы взяли такого красавца? А ну-ка, покажите мне этого звереныша! Видать, парень свой…

– Спокойно, ефрейтор Маргулис… Джулька может, упаси бог, тебя перепугаться и тогда заикаться станет… – остановил его Ашот Сарян.

Но Шика Маргулис на это предостережение не обратил внимания. Он подошел ближе к собаке, оглядел ее с видом знатока, что-то про себя промямлил, и широкая улыбка снова озарила его загорелое лицо:

– Знаете, ребятки, что я вам скажу? Могу поклясться счастьем жены моей и детей, – а они когда-нибудь у меня будут, – что, если останусь жив и невредим и вернусь после войны домой, возьму с собой этого красавца вашего да пойду в свою цирковую школу, которую из-за войны не успел окончить, и заявлю учителю моему – Карандашу – может, слыхали о таком клоуне? – что буду работать на манеже вот с этим зверенышем. Эта собака, клянусь вам всеми святыми и грешниками, рождена для манежа. Если б не война, я был бы уже теперь известным клоуном…

– Эй, Шика, что ж ты все время молчал, не говорил, работал в цирке? Почему не показывал нам своя фокусы? отозвался Васо Доладзе.

Шика тяжко вздохнул и махнул рукой:

– Не время для фокусов. Теперь – главный клоун Адольф Гитлер, будь он проклят! – Задумавшись на минутку, продолжал: – Пусть только война окончится, поеду в школу доучиваться. А там с этой собакой подготовлю парочку номеров – пальчики оближешь! Сам Карандаш позавидует. Он тоже работает на манеже с собакой.