Наш добрый друг - [11]

Нам не известны были планы наших стратегов. Мы знали лишь одно: что этот клочок земли является для нас священным. Наш огненный островок должен, стать подлинной крепостью, и тут должны себе обломать зубы фашистские звери, которые попытаются прорваться через наш участок.

Тишина, необычная тишина царила вокруг.

И эта тишина насторожила нас, заставила быть в напряжении, готовыми ко всему. Надо было ждать, а главное – смотреть в оба.

Наша Джулька тоже, словно бы почуяв что-то неладное, все время лежала, прижавшись к брустверу, – ушки на макушке – и ловила малейший звук, который доносился с противоположной стороны балки.

Мы стояли, прижавшись к стенке траншеи, неусыпно наблюдая за противником.

Рядом стояли, притаившись, Васо Доладзе, Ашот, Профессор, готовые в любую минуту открыть огонь, достойно встретить вражеские цепи.

А Джулька не сводила с нас глаз. Видя, что сон, усталость нас мучают, она как бы нам сочувствовала и сама не

дремала.

Самохин неторопливо ходил по траншее, проверяя, все ли на своем посту, все ли готово к бою. Негромко, спокойно, хотя был крайне встревожен, делал замечания. Он был теперь сосредоточен, строг, то и дело поглядывая в ту сторону, где притаился противник. Мы отлично понимали, что означают его взгляды.

Он спрашивал, есть ли у каждого из нас достаточный запас патронов, гранат.

Надвигалась густая ночь.

Бес его знает, куда девались звезды, которые совсем недавно перемигивались, вспыхивая, и тут же гасли. На какое-то время исчез за обрывистыми облаками полумесяц, и казалось – он уже вовсе не появится.

Надо было напрячь зрение, чтобы разглядеть, что делается и там, за балкой, и на ничейной земле.

Время шло медленно. Было за полночь, а зловещая тишина все еще царила вокруг. Обычно в такие часы немец уже устраивал «фейерверк». Небо озарялось многоцветными ракетами, трассирующими пулями. А тут тишина. Словно никакой войны и близко нет.

Но каждый из нас отлично понимал: тишина эта обманчивая.

И это сразу же почувствовала нутром Джулька.

Лежа, вытянувшись у бруствера, она вдруг вздрогнула, и шерсть ее встала дыбом. Наш четвероногий помощник явно забеспокоился. Стал теребить нас, подталкивать лапами, мол, глядите, не зевайте.

Что же произошло с Джулькой?

До боли в глазах мы всматривались в ту сторону, где затаился враг. Краешек месяца вынырнул из-за туч, и мы отчетливо увидели, как на вражеской стороне тихонько перевалилось через брустверы окопов несколько фигур. Они стали быстро ползти к «ничейной» земле, к нашим позициям.

Послышался скрежет железа. Кто-то ножницами кромсал проволочные заграждения. Вражеские солдаты притаились, оглядываясь – не заметили ли мы, не услышали? – и еще быстрее поползли к проходу.

Сколько их было? Пятеро, шестеро, а может, и больше? И кто они – смертники? Безумцы? Отважились на такое безумие…

Неужели не понимают, что никто из нас не спит и тишиной они нас не усыпили?

Их замысел сразу был нами разгадан. Под покровом ночи и тишины они хотят подобраться к нашей траншее, обрушиться на нас, как снег на голову, и захватить «языка».

Что ж, пусть подползут поближе, мы с ними потолкуем. Надо только держаться, не спугнуть ночных гостей преждевременно. Вот еще несколько минут, и мы их проучим. Нас не так просто перехитрить. Пусть подползут поближе.

Напряжение росло. Мы посматривали не без тревоги на взволнованного лейтенанта и понимали значение всех его жестов.

Каждый из нас знал, что без его приказа никто не должен открывать стрельбу. Стоит нашему командиру только взмахнуть рукой, как град пуль, гранат обрушится на головы немцев, нагло ползущих к нам.

Но Самохин не спешил. И мы его отлично понимали. Пусть подойдут поближе. Перебить эту горстку наглецов мы всегда успеем, нужно попытаться захватить кого-нибудь из них живым. Нам тоже не мешает взять «языка». Тем более, что он самолично ползет к нам…

– Давайте, давайте, фашисты, поближе. Еще немного, еще чуть-чуть – и проклянете минуту, когда полезли сюда, – прошептал Профессор.

Время тянулось томительно медленно. Тяжело дыша и задыхаясь, вражеские солдаты ползли сюда. Они уже преодолели зеленую балку, готовились к прыжку, чтобы незаметно для нас ворваться в траншею, сделать свое черное дело и под прикрытием огня уйти назад. Нервы напряжены до предела, остались считанные минуты. Мы смотрим на Самохина, но тот все еще не торопится. Легкий знак рукой – мол, не нервничать, главное – выдержка! И мы ждем, затаившись, следим за каждым шагом врага.

А Джулька смотрит на ползущих с явным возмущением, нервничает, тихонько скулит.

Васо Доладзе и Шика Маргулис, стоявшие возле нее, осторожно поглаживали собаку, просили, чтобы лежала спокойно, не волновалась. Немцев там, впереди, не так уж много, чтобы опасаться их, к тому же они на виду. Как-нибудь быстро расправимся с ними, пусть только подползут к нам.

Огрызок месяца скупо освещал нашу маленькую долину, и мы видели, правда, не очень отчетливо, как приближаются к нам немцы. Но вот он скрылся за наплывшими облаками, и все впереди растворилось во мраке. Мы только с трудом заметили, как один немец отделился от группки и пополз быстрее, опередив намного остальных. Видно, ему не терпелось первым достичь нашей траншеи.