Наш человек в Киеве - [43]

— У нас тут черт-те что творится в городе, а вы по ночам гуляете. Опасно это, — сказала она, с искренним возмущением далее многословно выговаривая мне за беспечность.

— Нельзя так, плохо это кончится. Осторожно нужно.

Я терпеливо слушал ее возле двери в свою комнату, не желая обижать невниманием.

На мое счастье, снова позвонил директор, я развел руками перед Аленой, показывая на телефон, и ушел к себе.

— Ну что там у тебя, будет материал?

— Минуты полторы всего видео есть, — сообщил я.

— Негусто. А почему так мало?

— Нацики снимать не дали, угрожали, пришлось уходить.

— Понятно. Давай тогда высылай все исходники, что есть, мы сами тут смонтируем. Текст тоже сами. А ты сейчас поспи, а к десяти утра давай на Майдан, там снова заварушка какая-то намечается. Снимай там все нон-стопом и сразу высылай, сам не монтируй, некогда.

Я включил ноутбук, поставил файлы на закачку и попробовал уснуть. Однако уснуть не получалось — одолевали мрачные мысли. Судя по всему, я не смогу долго продержаться тут, если буду ходить на все мероприятия с участием нациков. Рано или поздно они меня вычислят и искалечат. Сменить внешность не получится, жизнь — это же не водевиль. Ну, не обзаводиться же мне, в самом деле, бородой с париком. Потом я представил себя с бородой и в парике, мысленно заржал и тут же уснул, как убитый.

Это воскресное утро началось со стука в дверь. Я быстро вскочил с кровати и оделся, затем постоял у двери, прислушиваясь, но ничего не услышал, решительно выдохнул и открыл щеколду.

За дверью стояла Алена с подносом: сливки и гренки, и вдовесок бездна любопытства. Чашек со сливками на подносе было две.

Я впустил ее в комнату, и она сервировала стол, осторожно, но решительно подвинув на краешек работающий ноутбук. Потом она уселась на кровать, оставив мне свободным стул.

Мы начали завтрак в беспокойном молчании, но у меня нервы не выдержали раньше.

— Должен признаться, что я журналист, — сообщил я ей, и она тут же согласно кивнула.

— Я видела вас по телевизору несколько раз. Я очень за вас волнуюсь. Вы ведь знаете, как у нас тут непросто.

— Знаю.

— Не знаете, — горячо возразила она. — У нас запросто могут даже убить, если вы кому-то не понравитесь.

— Ну, я не могу не делать свою работу. Это невозможно.

— Понимаю. Давайте, я буду ходить с вами.

— Что?!

— Давайте я буду ходить с вами. Женщину они бить не посмеют, — просто объяснила мне она свое самопожертвование, хлопая редкими ресницами на красных заплаканных глазах.

Я едва не подавился последней гренкой и, закашлявшись, устроил себе паузу на пару минут.

Алена терпеливо ждала, глядя на меня влажными коровьими глазами.

— Вот что я вам скажу, дорогая Алена Григорьевна. Вы, конечно, поразили меня своим предложением в самое сердце, — начал я торжественно. Она порозовела от удовольствия, заулыбалась, кокетливо поправляя спутанный комок волос на голове.

— Но ходить с вами вместе на съемки мне нельзя. Не получится разговаривать с людьми, с экспертами разными, политологами, понимаете?

Она помрачнела:

— Ну, я могу сидеть в сторонке, когда вы там с кем-то важным беседуете. Я не гордая. А как эти нехристи появятся, я тут же к вам буду подбегать и защищать.

Я встал, подошел к ней и аккуратно поцеловал ее в мокрый от испарины лоб.

— Алена Григорьевна, давайте я пока сам поработаю, а там дальше посмотрим.

Она послушно кивнула, тут же встала, забрала поднос, чашки и вышла, аккуратно притворив за собой дверь. За дверью она разрыдалась в голос, но тут же ушла к себе.

На часах было без пятнадцати десять, и я начал быстро собираться.

На Майдане колыхалась толпа в несколько тысяч человек. Я давно не видел на этой площади столько активных и разных по статусу людей. Пришли не только пенсионеры, за двести гривен готовые отметиться на любой акции, но и хорошо одетые домохозяйки, пришли интеллигентного вида мужчины в шляпах, очках и шарфиках, а также студенты и школьники.

Над толпой реяли профессионально отпечатанные плакаты с требованием свободы Надежде Савченко, а также ее фотографии, рисунки или просто самодельные таблички с одним именем: «Надя». Савченко стала одной из самых популярных женщин Украины после того, как, будучи наводчицей минометной батареи добровольческого батальона неонацистов «Айдар», попала в плен к ополченцам Донбасса и была осуждена Донецким судом за причастность к убийству двух журналистов российской телекомпании. Украинские и западные правозащитники признали ее политической заключенной, акции в защиту Надежды проходили в Киеве довольно часто, но в это воскресенье на митинг в защиту Савченко впервые явилась сама Юлия Тимошенко, лидер партии «Батькивщина».

Тимошенко прошла к подножию монумента Независимости в окружении плотного кольца телохранителей. На Юлии Владимировне был черный траурный плащ и очки в траурной черной оправе поверх темного макияжа на траурном лице. Нахмурив тонкие брови, Тимошенко произнесла в камеры журналистов несколько дежурных фраз о необходимости освобождения Надежды Савченко из лап кровавого Путина.

«Я хочу обратиться ко всем лидерам всех западных демократических стран: не теряйте ни минуты, включите все свои возможности, все свои силы влияния на Путина для того, чтобы сейчас не допустить смерти нашего героя Надежды Савченко. Я прошу всех людей включиться в борьбу за освобождение Нади», — записал я.