Наш человек в Киеве - [12]

После часа блужданий по центру города я услышал неподалеку гул толпы и гавканье мегафона. Двигаясь на звук по широкому проспекту, я вышел к большому сталинскому зданию, возле которого на широком тротуаре стояла толпа примерно в сотню человек. Выглядели эти люди неважно — одетые в старые китайские пуховики, вязаные шапочки еще советских времен, какие-то совсем убитые ботинки, стоптанные даже снаружи. Многие держали плакаты на русском языке, и между собой они общались тоже, разумеется, по-русски, но вот лозунги в сторону фасада административного здания скандировали строго на украинском.

Я подошел поближе ко входу и прочитал надпись: «Киевска миська рада». С другой стороны входа виднелась табличка, извещавшая, что здесь также размещается Киевская городская государственная администрация. Я узнал это место — совсем недавно здесь отплясывали подростки на вечернем «Патриотическом дансинге».

Городской парламент и исполнительная власть уживаются в одном здании — это какое-то чудо мироздания, такого симбиоза я не видел ни в одной стране мира.

Я вытащил камеру из пакета и начал снимать акцию протеста. Впрочем, акция была на удивление вялой, плакаты ничего не объясняли: «Ждем мы от Кличко ответ, а его все нет и нет», «Кличко, не буди лихо, пока оно тихо!», «Власти скрывают!».

Перед входом в администрацию стояла группа скучающих полицейских в темных куртках с капюшонами. Увидев мою камеру, они все дружно накинули капюшоны на головы и повернулись спиной. Впрочем, я успел снять несколько крупных планов полицейских, так что зачем они от меня так демонстративно прятались, я не понял. Возможно, это просто рефлексы, приобретенные силовиками после Майдана, когда некоторое время революционные граждане ходили к полицейским по домам и избивали их там вместе с домочадцами за поддержку кровавого москальского режима Януковича. Сейчас вроде ситуация успокоилась, но наука в сочетании с живительными оплеухами всегда запоминается надежнее, чем без них.

— О, пресса до нас снизошла, дивитесь, люди! — услышал я хриплый голос за спиной.

Позади меня стоял мужик с мегафоном в руках, видимо, лидер этих активистов.

— А что, пресса вас игнорирует? — поддержал его я, снимая сцену с плеча. Он отменно смотрелся на фоне своей толпы — грустный, замерзший, унылый мужичок в драной кепке и с подклеенным синей изолентой мегафоном.

— Кличко дал приказ всем журналюгам: нигде про нас ничего не рассказывать! — пожаловался он мне. — Никто не пришел, видите. Журналисты у нас прислуживают власти, не осталось в Киеве честной прессы.

— Ну что ж, вот вам честная пресса, давайте, рассказывайте, в чем у вас проблема, — обрадовался эксклюзиву я, вставая поудобнее перед ним и выстраивая кадр поудачнее.

— А вы что за пресса, откуда? Больно говор у вас подозрительный. Вы, простите, случайно не москаль? — выдохнул он мне в лицо застарелым перегаром, попутно сканируя меня и мою камеру красными тревожными глазками.

Я мысленно грязно выругался, но вслух выразился аккуратнее:

— Громадянин, твою мать! Ты хочешь, чтобы о ваших проблемах узнали в обществе или нет?! Чего ты боишься, если у тебя вроде и так все уже отняли, что могли?!

— Точно, москаль. Наши так не говорят, — уверенно подытожил он и повернулся к своим.

— Вот этому никаких интервью не давайте! — закричал он в мегафон, указывая на меня пальцем. — Это москаль, он проник к нам из Москвы, не верьте ему!

Толпа возмущенно загудела, а из группы полицейских ко мне смело шагнули сразу двое:

— Документы предъявите, гражданин, — сказали они мне по-русски.

Я опустил камеру и выудил из-за пазухи удостоверение болгарского радио. Мужик с мегафоном стоял рядом, вытягивая шею, чтобы лучше все видеть.

— А, так це ж болгарский журналист. Работайте спокойно, — с видимым облегчением и поэтому громко сообщил всем молоденький сержант, возвращая мне удостоверение.

— Ошибка вышла, громадяне! Можно с этим разговаривать, це болгарский журналист. Не москаль! — снова поднял мегафон мужичок.

Из злобной мстительности я не стал записывать с ним интервью, хоть он и ходил за мной потом по пятам, откровенно напрашиваясь.

Я нашел в толпе милую бабушку, которая так обрадовалась камере и моему вниманию, что стала рассказывать мне всю свою жизнь.

Я узнал, что у нее дочка и внучка живут в Ростове, а сама она «после заварухи» не рискнула уезжать из Киева, потому что ждала от застройщика оплаченную еще 2013 году квартиру. Акция обманутых дольщиков, вот что это было.

— Мне смешно слышать, как вас тут москалем обзывали. Они все запуганы, дурачки, не понимают, что не москали для нас самый страшный враг. Самый страшный враг — это наше правительство, наша бандитская власть, — заявила женщина в камеру.

Я удивился этой смелости, но она спокойно и честно мне все объяснила:

— Я уеду отсюда к лету. Все уже ясно, не будет тут никогда ни порядка, ни спокойствия. И квартиры мне, конечно, не видать, я же не дура, все понимаю…

Потом за мной начал ходить какой-то жуткий зловонный бомж в солдатской шинели и кирзовых сапогах, но в вязаной шапочке вместо аутентичной ушанки.

— Позвольте, я дам вам интервью, пан журналист, — с застенчивой улыбкой предлагал он.