Нас украли. История преступлений - [36]

В это время у Тамары Геннадиевны был разговор с зятем.

Тамара Геннадиевна, мать умершей Маши, явилась за ее вещами.

Они сидели в большой комнате. На столе лежала пачка фотографий и какие-то документы.

— Где Машин паспорт, Сергей?

— Должен быть в роддоме.

— Они говорят, что отдали вам.

— Не было такого. Вы что! Я приехал к окошку, мне сообщили… о смерти… И я все, уехал. Кто мне что дал?

— А как мы будем оформлять все?

— Не знаю.

— Так… А ребенка вы нам отдаете?

— Нет. Зачем? У ребенка есть отец.

— Но вы же едете за рубеж?

— Нет. Я не еду.

— А кто будет смотреть за младенцем?

(Так и сказала, «младенцем».)

— Няню найду.

— Отдайте его мне.

— Нет.

— Сергей! Это ведь обуза на многие годы! На всю жизнь! И на ком вы еще там женитесь, мачеха всегда хуже бабки!

— Я принял решение твердо.

— Что-то здесь не то… Вообще много странного. Я хочу кое о чем вас информировать, Сергей.

— Да, — каменно откликнулся он. — У меня нет времени, простите. Надо еще на работу заскочить.

— Успеете заскочить и соскочить — значительным тоном сказала бывшая теща.

Что это? Она что-то заподозрила?

В квартире ни следа присутствия Алины. Ни зубной щетки, ничего. У нее же из имущества только две бутылочки, две больничные пеленки и баночка из-под майонеза. Одна пеленка, высохшая, на батарее. Все это он спрятал в холодильник. Туда бывшая теща не сунется.

— Вы на похороны хоть придете?

— Не волнуйтесь. Приду, Тамара Геннадиевна.

Она уже собрала фотографии дочери, ее книжки, тетрадки. Одежду не тронула.

— Да, Маша там. А мы тут. Это несправедливо, дорогой (горячая грузинская тоска в голубых глазах). Я должна была раньше уйти.

— Что вы.

— Послушай (начала она с ужасным напором). Нашего мальчика подменили. Я это знаю точно.

Воспаленный вид, свистящий голос. Сошла с ума.

— Вчера я сидела в машине около роддома, подъехала черная «Волга», номер у меня записан, мужчина вошел с букетом и через час вышел с женой и ребенком. Они вынесли вашего ребенка, Сережа. Я поехала вслед за ними. Я знаю, где они живут. Дом знаю. Вас это интересует, Сережа?

— Конечно. Разумеется. Еще бы.

— Вот!

— …Только этого не может быть.

— Хорошо. Мы останемся при своем. Я украду того мальчика. Это наш мальчик. Вы будете растить кого хотите.

— Красть детей — это не есть хорошо, — сказал Сережа Машиным голосом.

— Украла она нашего малыша. Она должна была взять того, которого родила эта одиночка… Ну, которая отказница. Они объявили его умершим, им так удобнее, не надо оформлять много бумаг. И, я так предполагаю (тут она поджала на секунду губы), не надо платить матери за проданного ребенка. Понятно?

— Не совсем.

— Короче, этот якобы мертвый ребенок предназначался этой Киркорян. Но! Она увидела нашего Сереженьку и стала кричать, что это вылитый ее муж и она берет его. У меня же мама грузинка. И ваш ребенок с темными волосами! Несмотря на то, что вы оба с Машей светлые.

— У меня отец кубанский казак, тоже был черный, с черными усами. Директор племзавода. Мама светлая.

— Мама ваша жива?

— Оба погибли в автомобильной катастрофе.

— Царствие небесное им (перекрестилась). Ну вот. Эта Киркорян, у нее муж большой человек в прокуратуре. Главврач у нее на крючке, я не знаю почему, но это точно. В этом роддоме воруют детей уже давно. Ясно?

— Ясно. Вы успокойтесь, Тамара Геннадиевна.

У нее, как у всех умалишенных, все выстроилось в стройную систему. Образовалась цепочка логически вытекающих друг из друга последствий.

Финалом должно быть преступление.

— Вам чаю дать?

— Нет! И не выдавай меня за психбольную! У меня есть свидетельница. Софья Станиславовна Дорш. Запомни!

— Кто такая?

— Уборщица, в настоящее время отбывает срок, алкоголичка.

Приехали.

— Ее показаниям никто не поверит.

— Я ведь не скрываю, кто она. Я поверила, этого достаточно.

— Слишком много преступлений — этого объявили мертвым, того на этого поменяли, а преступление совершила жена прокурора. А свидетель сидит в тюрьме, да?

— Не сидит. Она отрабатывает в роддоме условный срок.

— Просто какие-то чудеса, — машинально откликнулся Сергей и подумал, что спорить бесполезно. Надо со всем соглашаться. А то она в запале вообще наворочает дел.

— Я только верну нашего ребенка.

— Вас посадят, вы знаете?

— Сережа, они не посмеют вызвать милицию. Хоть ее муж и прокурор в больших чинах… Не посмеют. Я все описала, всю историю, и отдаю ее на хранение вам. Если со мной что-то в этом духе произойдет, отдайте эту тетрадь куда-нибудь на радио «Свобода».

— Я не могу с ними контактировать.

— Ну найдете кого-нибудь… Хоть эту вашу любовницу…

— Кого-кого?

— Вы знаете, о ком я говорю.

— Вам, возможно, известно больше нежели мне.

— Когда я его украду, я позову вас посмотреть на ребенка, чтобы вы все поняли. Хорошо?

— Я надеюсь, что вы не будете совершать противоправных действий.

— Но мне нужна ваша помощь. Нужна машина с вами за рулем.

— Да где же я ее возьму?

— Попросите у вашего Виктора Николаевича на три часа только. И с измененными номерами КГБ.

— Какое отноше…

— Я дочь и жена контрразведчика. И сама лейтенант. Но это не для разглашения.

— Это вы можете кому угодно рассказывать. Но не мне.

— Вы отказываетесь?

— У меня нет возможностей.