Нас больше нет - [18]

Она помнила, как цеплялась за угасающее сознание, как молила о смерти – но кого? Помнила, как все сильнее становился звериный голод, каждая мысль казалась тяжелой и мучительной. А потом – спасительное забытье. Ей чудилось, что она летела в пропасть, у которой не было конца. Марина помнила, как руку обожгло болью, как пыталась очнуться, но не могла, ее затягивало вниз, в черный водоворот, веки наливались свинцом…

Парень окончательно пришел в себя, в полумраке осмотрел ее покалеченное запястье. Оно было глубоко прокушено, повреждены вены, кровь сбегала струйкой не переставая, тяжелыми каплями срывалась вниз. Края раны воспалились, потемнели, дело было плохо. Юношу на мгновение охватила паника, в ту же секунду сменившаяся решимостью. Он вскочил, заколотил в дверь.

Створка, закрывающая решетку, приоткрылась.

– Че шумишь?! – зло спросил недовольный часовой.

– Полковника позови! И медика, срочно! – крикнул ему Женя.

Солдат не ответил, хлопнув дверцей.

Марина прислонилась к стене и закрыла глаза. Губы посинели, лицо осунулось, белое и жуткое. Нужно было срочно остановить кровь, но в камере не осталось ничего, чем можно было бы перевязать руку, одежду полковник отобрал еще вчера. А кровь продолжала течь.

– Держись, – шептал парень.

Он поднял руку Марины вверх, прижал к стене, не отпуская. Кровь теперь текла по плечу, на грудь, темная и страшная. Женщина с трудом подняла веки, слепо уставилась в темноту.

– Женя, что это? – жалобно спросила она.

– Ты укусила сама себя. В какой-то момент тебе стало хуже, ты бросилась на меня, прижала к стене. Я… я просил тебя о пощаде, снова плакал. А ты… впилась себе в руку зубами зачем-то. Выгрызла кусок. А потом… Я не помню, что было дальше, – сбивчиво зашептал парень, глядя на черные капли, падающие на пол. – Помню, что ударился головой о стенку. Кажется, потерял сознание. Это я виноват. Если бы очухался раньше, успел бы тебе помочь. Держись. Пожалуйста, Марина, держись…

– Прекрати. Женя, у нас получилось! Я – человек, не тварь, понимаешь? Я смогла! Контролировала… не поддалась… – голос женщины с каждым словом слабел, но на губах показалась счастливая улыбка.

– Ты всегда была человеком, Марина. Ты – будущее, я уже говорил тебе. Поэтому тебе сейчас никак нельзя умирать, слышишь? Тебе скоро помогут, кровь почти остановилась.

– Что это? – прошептала Алексеева, протягивая здоровую руку.

– Это? – Женя дернулся, вспомнив жуть минувшей ночи. – Поцарапала, пройдет.

– Прости…

Плечи парня были располосованы ногтями, кожа глубоко содрана.

Женя присел на корточки, прижался лбом к стене, не отпуская руку Марины. Два искалеченных человека, две сломанные судьбы – пленники сидели в тишине, не зная, что говорить дальше…

В коридоре послышались четкие чеканные шаги полковника. Дверь с размаху ударилась об косяк с металлическим звоном, громкий звук заставил женщину застонать.

– Надо же, – как всегда, без приветствия начал Рябушев. – Ты еще жив. Я ошибался на ваш счет, Марина. Признаю свое поражение.

Следом вошел медик. Этот неприятный человек был хорошо знаком Евгению. Его называли странным для парня именем – Доктор Менгеле. Зато Марина, услышав это прозвище в первый раз, прекрасно поняла, почему врача называли именем фашистского экспериментатора, ставившего жестокие опыты на пленных советских солдатах.

Он вытащил из чемоданчика широкий бинт, без церемоний стянул руку поверх раны. Движения медика были резкими и грубыми, у Алексеевой от боли темнело в глазах. Женщина сжимала руку Жени, а он незаметно для полковника гладил кончиками пальцев ее ладонь.

– Да уберите же вы его, мешает! – рявкнул врач, и двое часовых оттащили парня, приковали наручниками к трубе в противоположном углу камеры. Женя устало присел на пол, опустошенный, истерзанный страхом и усталостью. «Только бы с ней все было хорошо, только бы хорошо!» – беззвучно шептал он, как молитву. Сострадание – чувство, которому не было места в подземных коридорах бункеров, – поднималось в глубине души горячей волной. Оно же помогло Марине не сорваться, остаться человеком. «Зря мы думаем, что человек человеку – волк. Милосердие и жалость помогают жить, помогают выживать. Без них мы все погибнем. Отец ошибался, говоря, что нужно добивать тех, кто тянет назад. А мама была права. Она поняла это перед самой смертью, осознала, что нужно подавать руку помощи, не бояться сочувствовать словом и делом. Пожалуйста, высшие силы, какие есть, защитите ее, помогите ей. Пусть она будет жива!» – отрешенно думал парень, глядя, как женщину укладывают на носилки. Она пыталась что-то сказать, но силы покидали ее.

– Андрей, послушайте, Андрей… – Марина силилась докричаться до полковника, но получалось лишь шептать. Она пыталась приподняться на носилках, но здоровая рука соскальзывала.

– Да помолчи же ты! – медик, явно выдернутый полковником из постели, был зол. Он заставил женщину лечь обратно, совершенно не церемонясь со своей невольной пациенткой.

Тугая повязка больно давила на рану. Пальцы немели.

– Женя… Женя… Помогите ему… – бессвязно шептала Марина.

– Рот закрой! – Доктор Менгеле раздраженно оторвал кусок белого лейкопластыря и крест-накрест заклеил ей губы. Алексеева застонала, умоляюще взглянула на полковника, стоявшего в стороне. Тот остался спокойно-равнодушным. Ему было все равно, какими методами будет лечить пленницу его врач. Рябушев был уверен, что ее поставят на ноги, поэтому не вмешивался.