Народовольцы - [8]
Муравьев. Я и говорю, милостивые государи, – не из условий русской действительности заимствовали они исходные точки своей доктрины. У нас не было и, слава богу, нет антагонизма между сословиями, многомиллионная масса русского народа никогда не поймет социалистических идей…
Желябов. А мы убедились, что в народном сознании есть много такого, за что следует держаться… В нашем народе древний, а теперь сказать можно, и врожденный инстинкт общего владения землей, привычка сообща решать дела общины, мира. Вот за это и следует держаться. Сознание несправедливого решения вопроса о земле живет в нашем крестьянском народе – вот за это и следует держаться. Не только богу, но и бунту молятся, не только Христа, но и Пугача вспоминают, господин товарищ прокурора! Но мы также убедились, что при тех препятствиях, которые ставит правительство, невозможно провести в народное сознание социалистические идеалы. И мы решились действовать!
Муравьев. И во исполнение такого решения, которое вы слышали здесь, милостивые государи, и был совершен ряд покушений на жизнь его императорского величества. (Тихо.) В этой части моей речи нужны факты и только факты, нужно потрясти неслыханной подробностью фактов. И спокойно, спокойно… (Вновь громко.) Я побью вас, господин Желябов, вашим же оружием, без резких слов, без натяжек…
Желябов. Без натяжек? Да весь этот процесс – натяжка? Кто нас судит? Суд, назначенный сыном убитого, то есть потерпевшим, обиженным, – мы не можем ждать беспристрастия и исторического рассмотрения дела. А между тем на пространстве России в глазах народа и Европы сошлись две силы: русский император и наша партия. Между ними началась кровавая борьба… Началась, господин товарищ прокурора! И судить нас должен третий суд. Я требовал суда присяжных, я объявляю незаконным этот суд, назначенный престолом, состоящий из слуг престола!
Муравьев. Слуги престола, подсудимый Желябов, которых вы так третируете, – все верное ему население великой России, ее народ. И этот народ связывал все свои надежды с возвышенным благородством помыслов усопшего императора…
4
Царский дворец в Ливадии. Внизу море. Входит Александр Второй.
Александр Второй. Ее еще нет. (Оглядывается.) Вода нынче холодна… простудится… резвится, как ребенок. (Улыбается.) «О, как на склоне наших лет нежней мы любим и суеверней». Когда-то шутил над Жуковским, над его женитьбой… и вот сладкая месть провидения, повторяю учителя. Да где же она?
Вбегает княгиня Юрьевская.
Катя, нельзя же так! Я измучился ожидая, с утра ты на море.
Юрьевская. А ты бы к нам спустился?
Александр Второй. Видеть тебя – блаженство, но мне нельзя было, ты же знаешь. (Рассматривает ее.) Боже, как ты красива! Сколько лет уже, а я никак не могу привыкнуть к твоей красоте.
Юрьевская. И не нужно тебе привыкать… Я люблю, когда ты вот так смотришь на меня, боюсь и люблю… Только ты не должен так смотреть при других…
Александр Второй. Когда я должен, когда я не должен, кому должен, что должен, – мне трудно стало помнить все это, хочу лишь одного… Ты решила… Катя?
Юрьевская. Я не поеду, не хочу!
Александр Второй.(слегка картавя). Но, дорогая моя…
Юрьевская(вспыхивая). Да отчего я должна скрывать свои чувства? Ты стыдишься меня, стесняешься того, что я твоя жена, что у меня твой дом, твоя семья, ты боишься показать меня во дворце…
Александр Второй. Но, дорогая моя…
Юрьевская. Да, я скажу тебе правду: я измучилась, это двусмысленное положение, которому нет конца, вечная необходимость защищать свою любовь, я пленница здесь в Ливадии.
Александр Второй. Катя, дорогая моя, но позволь же…
Юрьевская. Я наперед знаю, что ты скажешь. Аничков дворец, наследник, Победоносцев, Скобелев, великий князь Константин, Европа!.. Я сыта этим, я женщина, я мать!
Александр Второй. Что мне сделать для твоего спокойствия? Хочешь, я на колени стану, поклянусь тебе?
Юрьевская. Если бы все клятвы в мире…
Александр Второй. Это несправедливо по отношению ко мне. Граф приехал, он сейчас будет здесь… Я прошу тебя, я умоляю…
Юрьевская. Еще этот хитрый армянин! Я уйду, что мне за дело? (Быстро уходит.)
Тотчас же в беседку входит граф Лорис–Меликов. Александр Второй успевает принять величественно-суровое выражение лица, которое ему весьма не идет. (Пауза.) Лорис почтительно выжидает.
Александр Второй (поворачиваясь, наконец, Лорису). Что же вы предлагаете, граф?
Лорис (горячо). Ваше величество, вы верите в мою неподкупность!
Александр Второй (с иронией). Ах, граф, в этой стране все подкупны, кроме меня, да и то лишь потому, что я в этом не нуждаюсь!.. Я слушаю вас.
Лорис (терпеливо). Я предлагаю это не для временных выгод, ваше величество, для успокоения страны и упрочения трона. В России все замерло, преобразования, начатые отменой крепостного состояния, приостановлены…
Александр Второй (с горечью). Разве мало было реформ, граф, русский народ не дорос до самоуправления!
Лорис. Речь не о самоуправлении, ваше величество, речь о соединении двух начал: твердой власти и либеральных принципов – доверия к обществу.
