Пановей, улановей и злыхъ поганыхъ татаровей,
Есть у ней брателко родимое
Молодой Кострюкъ сынъ Темрюковичъ».
И тутъ царица просыпалась.
Тутъ царицѣ славу поютъ.
Прошло времени три мѣсяца.
Похотѣлъ сударь Грозенъ царь,
Грозный царь Иванъ Васильевичъ,
И покатился онъ во ту ли матушку прокляту Литву
Покататися и женитися
На той на Марьѣ на Темрюковнѣ.
Онъ не слушалъ своего крестнаго батюшки
И того Богдана Сирскаго.
Пріѣзжалъ онъ скоро въ прокляту Литву
И бралъ онъ Марью Темрюковну
И со тѣмъ со брателкомъ родимыимъ
Кострюкомъ Темрюковичемъ.
Отправлялся онъ изъ проклятой Литвы,
Не дошелъ онъ матушки каменной Москвы
Равномѣрныхъ верстъ пятисотныихъ.
За сто верстъ становилъ онъ свою силу-армію
И сходилъ онъ скоро со добра коня,
И бралъ онъ чернильницу вольяискую,
И бралъ перо лебединое,
И бралъ бумагу листъ гербовыя
И писалъ онъ скоро посоленъ листъ
И посоленъ листъ на золотъ столъ
Своему дядюшкѣ любезному
И крестному батюшку Богдану Сирскому:
«Дядюшка Богданъ ты мой Сирскій!
Стрѣнь ты меня съ честью и съ радостью
И со тѣмъ пѣтьемъ божьимъ церковныимъ
Я со тѣмъ со звономъ колокольныимъ,
Со той пальбой пушечной.»
Отправлялся его скорой гонецъ,
Скорой гонецъ и скорой посолъ,
Не стрѣтитъ его дядюшка любямой
За сто верстъ.
Не дошелъ онъ матушки каменной Москвы
Равномѣрныихъ верстъ пятисотныихъ;
За двадцать за пять становилъ онъ свою силу-армію
Отправлялъ скораго гонца
Скора гонца и скора посла,
Чтобъ чистить улицы широкіи,
Исправить фатеры дворянскія,
Гдѣ стоять моей силѣ-арміи.
И приваливалъ онъ во матушку каменную Москву
И не стрѣтилъ его любезной дядюшка
И тотъ Богданъ Сирскій
Не съ пѣтьемъ божьимъ церковныимъ
И не съ тѣмъ звономъ колокольныимъ,
Не съ той пальбой пушечной.
Заѣзжалъ сударь Грозенъ царь,
Грозный царь Иванъ Васильевичъ,
И во ту церковь Божію
Принималъ златы вѣнцы
И со той Марьей Темрюковной.
На той на радости великія
Заводилъ онъ почестенъ пиръ
На всѣхъ на князей на думныхъ бояръ,
На сильныхъ могучихъ богатырей.
Солнышко идетъ къ западу
И къ западу идетъ ко закату,
А почестенъ пиръ на весело
И всѣ въ пиру пьяны-веселы.
Говоритъ ему шуринъ любимой
Молодой Кострюкъ сынъ Темрюковичъ:
«Ай ты мой зятюшко любезный!
Грозенъ ты царь Иванъ Васильевичъ,
Есть ли у васъ въ каменной Москвѣ
Борцы-молодцы пріученые,
Кабы мнѣ съ ними поборотися.»
Требовалъ сударь Грозенъ царь,
Грозенъ царь Иванъ Васильевичъ,
Борцей-молодцей не случилося,
Только случился Васенька хромоногенькой:
На лѣву онъ ножку припадываетъ
По двору прихрамываетъ
И по двору государеву придвигается
И входитъ въ палаты царскія.
И говоритъ Кострюкъ сынъ Темрюковичъ
Своему зятелку любезному:
«Чортъ у васъ не борцы-молодцы
И не пріученые.»
Говоритъ Вася Хрононогенькой,
«Ай же ты сударь-таки Гроземъ царь!
Ежели Богъ пособитъ, Никола поможетъ
Кострюка побороть,
Изъ платья вонъ его вылупить
И по двору его нага спустить.»
Говоритъ сударь Грозенъ царь
И грозенъ царь Иванъ Васильевичъ:
«Ежели бы тебѣ Богъ помогъ
И Микола пособилъ Кострюка ообороть
Изъ платья вонъ это вылупить
И по двору нага спустить —
Пятьдесятъ рублей тебѣ жалованья.»
На лѣвую ножку онъ Вася припадывалъ,
А правой ножкой подхватывалъ
И металъ Кострюка о кирпичной полъ,
На брюхѣ его кожа трёснула,
На хребтѣ его кожа лопнула.
Изъ платья онъ его ногой вылупилъ
Не Кострюкъ былъ Темрюковичъ
Да и не брателко-то ей былъ родимое:
Была поляница удалая.
Бралъ царь свою Марью Темрюковну
И велъ онъ въ далече чисто поле,
Стрѣлялъ онъ ей въ ретиво сердце
Тутъ ей и славу поютъ.
Тогда слушалъ онъ своего дядюшку любезнаго
И Богдана того Сирскаго
И женился онъ въ каменной Москвѣ
Въ каменной Москвѣ, на святой Руси.
