За него чествое претерплѣніе.
А младый человѣкъ Ѳедоръ Тировъ
Взъѣзжалъ на широкій, на царскій дворъ.
Встрѣчаетъ его сударь батюшко,
Еще царь Константинъ Сауйловичъ;
Его родимая матушка
Приняла его съ добра коня,
Повела въ палаты бѣлокаменны,
Посадила подъ иконы мѣстныя,
За столы за дубовые,
За скатерти за бранныя,
За питья за медвяныя.
За ѣствы за сахарныя;
Понесла ему первую ѣствицу…
Изъ-за первой изъ-за ѣствицы
Завидѣла коня потнаго
Повела поить на синё море,
На ту воду, на студеную,
Обмывати крови жидовскія,
Жидовскія, басурманскія.
Гдѣ вы возьмется, тамо лютый змѣй,
Лютый змѣй, люто-огненный,
Ухватилъ его родимую матушку
Онъ во челюсти во змѣиныя,
Унесъ ее за синё море,
Во тѣ пещеры, въ горы бѣлокаменны,
Ко двѣнадцати ко змѣёнышамъ,
На ту муку на змѣиную.
Ахъ, что за горе великое!
Выбѣгаетъ его добрый конь
На широкій, на царскій дворъ,
Прорѣщитъ его добрый конь
Человѣческимъ языкомъ:
„А младый человѣкъ Ѳедоръ Тировъ!
Что ты пьешь, ѣшь, что тѣшишься,
На себя-то бѣды не чаешься,
Какъ твоя родимая матушка,
Ради тебя дождалася,
Ради тебя доглядѣлася!
Понесла тебѣ первую ѣствицу,
Изъ-за первой изъ-за ѣствицы
Завидѣла меня, коня потнаго,
Повела поить на синё море,
На ту воду на студеную,
Обмывати крови жидовскія,
Жидовскій, бусурманскія.
Гдѣ ни возьмется тамо лютый змѣй,
Лютый змѣй, люто-огненный,
О двѣнадцати хоботовъ,
Ухватилъ твою родимую матушку
Онъ во челюсти во змѣиныя,
Унесъ ее во синё море
Ко двѣнадцати ко змѣенышамъ
На ту на муку на змѣиную“.
Ахъ, ты горе великое!
А младый человѣкъ Ѳедоръ Тировъ,
Что въ устахъ было, то проглотилъ,
Что въ рукахъ, то такъ пустилъ;
Восходитъ скоро въ церковь соборную,
Онъ беретъ съ собой слово Божіе,
Святу-честну книгу Евангелье,
Онъ беретъ съ собой сбрую ратную,
Копье булатное,
Саблю вострую, палицу желѣзную,
Еще крѣпкій лукъ, двѣ стрѣлы калены;
Онъ приходить къ морю синему,
Становился на крутомъ, красномъ бережечкѣ,
Онъ читаетъ слово Божіе,
Святу-честну книгу Евангелье;
Во слезахъ письма не видитъ,
Во рыданьи слова не вымолвить.
Гдѣ ни возьмется тако китъ рыба,
Прорѣщить та китъ рыба
Человѣчьимъ языкомъ:
„А младый человѣкъ Ѳедоръ Тировъ!
Ты поди по мнѣ, по китѣ рыбѣ,
Яко по мосту, яко по суху,
Выручи свою родимую матушку
Изъ той муки змѣиныя,
Отъ двѣнадцати отъ змѣенышей“.
А младый человѣкъ Ѳедоръ Тировъ
Переходитъ море синёе,
Становится на крутомъ, красномъ бережочкѣ,
Читаетъ слово Божіе,
Святу-честну книгу Евангеліе,
Во слезахъ письма не видитъ,
Во рыданьи слово не вымолвитъ.
Завидѣла его родимая матушка
Изъ той изъ муки змѣиныё,
Отъ двѣнадцати отъ змѣенышей,
Кричитъ-вопить громкихъ голосомъ:
„Ой, дитятко, съ тобою мы погибнули,
Родимое, съ тобой погибнули!“
А младый человѣкъ Ѳедоръ Тировъ
Самъ возговоритъ таково слово:
„Не убойся, моя матушка, не погибнули,
Родимая, не погибнули:
Еще съ ними Богъ и надъ нами Богъ,
Со мною слово Божіе,
Со мною сбруя ратная,
Копье булатное;
Сабля вострая, палица желѣзная,
Еще крѣпкой лукъ, двѣ стрѣлы калены“.
А молодой человѣкъ Ѳедоръ Тировъ,
Онъ натягивалъ свой крѣпкой лукъ,
Онъ накладывалъ двѣ стрѣлы калены;
Онъ стрѣлялъ въ двѣнадцать змѣёнышей,
Побивалъ двѣнадцать зиѣёнышей;
Выручилъ свою родимую матушку
Изъ той изъ муки змѣиныя
Отъ двѣнадцати змѣенышей;
Онъ посадилъ ее на головку на тяжелую,
Донесъ ее къ морю синему.
Его родимая матушка
Назадъ себѣ оглянулася,
Завидѣла змѣя лютаго,
Люта змѣя, люта-огненна,
О двѣнадцати хоботовъ,
Кричитъ-вопитъ громкимъ голосомъ:
„Ой, дитятко, съ тобой мы погибнули.
Родимой, съ тобой погибнули!“
А младый человѣкъ Ѳедоръ Тировъ
Самъ возговоритъ таково слово;
„Не убойся, моя матушка, не погибнули,
Родимая, не погибнули;
Еще съ вами Богъ и надъ нами Богъ,
Со мною слово божіе,
Со иною сбруя ратная,
Копье булатное,
Сабля вострая, палица желѣзная
Еще крѣпкой лукъ, двѣ стрѣлы калены.“
А младый человѣкъ Ѳедоръ Тировъ,
Онъ натягивалъ свой крѣпкой лукъ,
Онъ накладывалъ двѣ стрѣлы калены,
Онъ стрѣлялъ супротивъ змѣя лютаго
Люта змѣя, люта, огненна
О двѣнадцати хоботовъ,
Вышибалъ ему сердце со печенью;
Обливала его кровь змѣиная
Не по колѣно, не по поясъ,
По самы трудя бѣлыя,
А младый человѣкъ Ѳедоръ Тировъ,
Онъ и бьетъ копьемъ во сыру землю,
Самъ возговоритъ таково слово:
— Ужь ты матушка мать сыра земля
Разступися на четыре четверти
На всѣ на четыре стороны!
Ты пожри въ себя кровь змѣиную! —
По Божію изволенію.
Разступалася мать сыра земля
На четыре на четверти,
Пожирала въ себя кровь змѣиную.
А младый человѣкъ Ѳедоръ Тировъ
Очищалъ землю свято-русскую
Приходилъ во синю морю,
Становился на крутомъ красномъ бережечкѣ,
Читаетъ слово Божіе
Святу честну книгу Евангелье,
Во слезахъ письма не видитъ
Во рыданьи слово не вымолвитъ.
Гдѣ не возьмется та же китъ рыба
Прорѣщитъ китъ рыба,
Человѣчимъ языкомъ;
