Наркодрянь - [6]

Но мне не нужны письменные отчеты, рапорты и прочая муть. Только живая информация и нестандартные действия — если необходимо. Ну и… оплата хорошая, на проведение операций, работу с осведомителями будешь тоже получать приличные суммы.

— Да… — почти восхищенно протянул Алексей. — А ты рисковый парень. Это ж надо — подцепить на улице первого встречного и предложить подобное… Хорошо — а если я приму твое предложение, а сам буду работать на два фронта?

Надеждин пожал плечами — парень смотрел в корень.

— Я тебе предлагаю отнюдь не синекуру. Ты должен будешь давать информацию и действовать. В нашем деле достоверность информации проверяется очень просто, это не шпионские игры двух разведок. Попробуешь вести двойную игру — сразу сгоришь.

— Слушай, закажи еще по сто, — тряхнул головой Алексей. — В горле пересохло от твоих предложений.

Залпом осушил поданные смазливой официанткой дополнительные «сто» и доверительно склонился к Надеждину:

— А что, у меня, между прочим, зрительна память феноменальная.

— Ну! Это заявление свидетельствует, что ты уже малость перебрал, снисходительно отмахнулся Сергей.

— Не веришь? Давай спорнем.

— Давай. А как?

— Я все время сидел вполоборота к залу. Так? Головой не вертел. А в зале, кроме нас, еще шестнадцать человек. Так?

Надеждин пересчитал посетителей и удивленно подытожил:

— Ровно шестнадцать.

— После нашего прихода никто не заходил. Заметил?

— Не знаю, — честно признался Надеждин.

— Слабовато, — самодовольно хмыкнул Алексей. — Хочешь, я опишу любого посетителя с ног до головы?

— Хорошо, — кивнул Надеждин. — За нашей спиной сидит парочка. Валяй!

— Значится так, — наморщил лоб Алексей. — Он: лет сорока пяти, был брюнетом… Лоб низкий, покатый. Глаза маленькие, карие… мясистый нос… Губы сластолюбца, толстые… Двойной подбородок… Одет в серую пару, галстук той же ткани… Пальцы короткие, жирные… На мизинце левой руки золотой перстень-печатка… Любит баб и выпивку… Детей штук трое плюс сахарный диабет.

Она: лет двадцати пяти. Вкус неплохой, но косметика дешевая… Глаза большие, серые… Нос прямой… Рот великоват, но не портит… На подбородке ямочка… Сумочка темно-синяя, в тон платью. Брошь слева, — Алексей начал стремительно ускоряться. — Браслет на правой руке, туфли новые, сигареты «Президент», в парикмахерской была вчера… Да! Легкий прищур — близорука, но очков не носит. Либо продавщица, либо секретарша. Все!

Совершенно обалдевший Сергей долго молчал, наконец обрел дар речи:

— Да… От кого унаследовал?

— От папаши, — криво ухмыльнулся Алексей. — Или от прадеда. Он у меня разведкой в Четвертой дивизии, у Иловайского-пятого заведовал. Ну что — подходящие способности?

— Пожалуй, чересчур… — протянул Сергей, еще раз прокручивая в голове мысль о подставке.

И тут же понял: именно такая мальчишеская самодемонстрация самым категоричным образом перечеркивает подозрения. Профессионал обязательно будет скрывать ключевые способности, если и высветит их, то лишь в деле, только после раскрутки, даст Надеждину лакомый кусочек, чтобы тот сам старался, тянул и радовался своему достижению.

— А все же я без образования, дилетант, можно сказать. Не смущает?

— А я тебя натаскаю, — твердо пообещал Сергей. — Сдам в ученье одному мастаку. Такой же уникум, как ты, только старый спец, еще тех времен.

— И как долго будет продолжаться «процесс учебы»?

— Месяца три. Все это время будешь получать ученический оклад.

— Да-да-да, что ты там шептал об окладе? Работенка-то грязноватая и не без риска.

— Деньги хорошие, я обещаю. А еще квартира, машина — все за казенный счет. Да что там, — Надеждин махнул рукой досадливо. — Сам бы пошел должность не позволяет. И засвечен я в городе.

— А все же я должен основательно обмозговать.

— Мозгуй, — Надеждин поднялся и достал бумажник. — Вот мой телефон, позвонишь завтра часикам к двадцати. Скажешь «да» — договоримся о встрече, а если «нет» — считай, что никакого разговора не было. Это сто тысяч — чтоб мозговалось легче, но напиваться не советую.

Вечером следующего дня Мелешко позвонил и сказал: «да», а еще через день Надеждин повез его на смотрины к самому Федоту Федотовичу Груберу.

3

Федота Федотовича Грубера, старейшего инспектора в Южанском МУРе, многолетний — со времен расказачивания и аж до времен «борьбы с космополитизмом» — начгормил Ефим Аронович Гольдман характеризовал так: «ходячий антиквариат, отец российских филеров и вообще — редкое мурло».

«Мурло» в лексиконе Гольдмана означало величайшую похвалу, а уж кто-кто, а Ефим Аронович на всякие словопочитания был еще более скуп, чем на деньги.

Свою блистательную карьеру Грубер начал еще в золотые времена «величайшего гения и вождя», но, к чести своей, политикой никогда не занимался и работал исключительно с уголовщиной. Правда, как знать, предложили бы перейти на работу в НКВД — и куда бы делся? Но не предложили, милицейский бог помиловал, пекся все-таки о ценных кадрах.

Дело свое Федот Федотович знал. Был строг, иногда крут, но справедлив. Короче, доработал до положенной пенсии в почете и уважении. И «блатные» уважали и побаивались. Мог бы и еще работать — с места никто не гнал, — да только никак Грубер не мог принять новых веяний. Вот раньше как бывало: мог накрутить срок на полную катушку, а мог и скостить. Только по совести: я к тебе по-людски, и ты не гоношись. А вот как можно скостить или, более того, вообще замять дело за взятку, этого Федот Федотович так и не понял. Не мог брать деньги — и все тут. А такая манера в последние, перестроечные годы в Южане ком утро, мягко говоря, вышла из моды.