Нарисуем - [24]
В коридоре мы вдруг лоб в лоб столкнулись с Кузьминым — они с Пекой холодно раскланялись. Что за дела?
— Ну, что там? — озабоченно спросил я, когда Пека вышел из очередного кабинета.
— А ты будто не знаешь? — зловеще произнес он.
— Что я знаю? — холодея, спросил я.
— Приговор! — Пека произнес.
— В каком смысле?
— В прямом! А ты разве не с этим приехал?
— Я?
— Ты.
— С чем я приехал?
— Семь в пять! Не твоя затея?
— Моя?
— А под что тебя направили сюда?
— Ну… это ж не я придумал, — забормотал я. — Общий замысел…
— А делать-то мне!
Тогда, на “Ленфильме”, мне это легче казалось: разберемся на месте. Разобрались!
— Ну… так делай, — пробормотал я.
— Может, подскажешь — как?
— Ну есть, наверное, технические новшества?
— Есть. И не такие уж новые. Я ж тебе рассказывал. План Б. На взрыв, на обрушение породы — с горизонта не уходить, как обычно делают, технику не отгонять, все на голову себе принять — и сразу грести начинать. Батя уже пробовал. Отличился! Освободился! Но до бесконечности не может везти. Однажды возвращаются все после взрыва — вместо кабины экскаватора, где он был, — огромный валун! Сняли каски… И тут батя появляется, ровно упырь! В пыли, что в гриме. Оказывается, в последний миг с кабины в ковш перелез.
Да, победа еще та.
— Ну и что?
— В тот раз, к счастью, не посадили. Перевели в канавщики — грязь вычищать. Позорней должности нету!
— А может, послать все? — осенило меня. — Кому мы должны? — я гордо произнес.
— Я производственник, — мрачно Пека сказал.
— Ну и что?! — я продолжал призывать к свободе.
— Ну и все.
А это уже, кажется, кабак. Не иначе какой-нибудь формалист-архитектор из ссыльных душу отвел. Конструктивизм полный. Круглый зал. Эхо отражается многократно — звуков не разобрать.
— Вот она, наша “Шайба”, — с достоинством Пека сказал.
— Пиотр Витарьич! Рюбезный! Си другом пришри! — лунообразная личность сладко щурила узкие глазки. Что за акцент? Я и русский с трудом различал в этом гаме — только мат.
Провел к окошку нас, усадил. Перешел на китайский... или это все же русский?
— В общем, он спрашивает, — Пека перевел, — му-му или гав-гав? Гав-гав — собака, значит. Му-му — корова. Так что?
Я пытался было возразить, что Муму, по-моему, тоже собака, но Пека лишь последнее слово услыхал.
— Собака? Правильно! Ну и литр.
Задурел я еще до литра — от гама одного. Собаку пока отлавливали.
Вокруг стал собираться народ.
— Что с нами опять делают, начальник? — подошел представителем “ото всех” аккуратно причесанный, даже в галстуке: в толпе выделялся.
— С тобой, Опилкин, отдельно поговорим. Не видишь — я с человеком занят.
То есть со мной. Противопоставил меня народу. Мол, не о чем мне с вами гутарить — все так будет, как я скажу. Не слишком уютно я чувствовал себя в шкуре высокого гостя — потела она. Чесалась!
— Надежный мужик, — отрекомендовал его Пека, когда тот отошел. — Наряды рисует так… залюбуешься. Что твой Айвазовский!
Надо думать, он рабочие “наряды” имел в виду.
А Пека уже о другом говорил, будто о более важном:
— Уйгуры заправляют в этом кабаке. Китайцы. Но мусульмане. Самые головорезы. Голову чикнут — и не моргнут!
Ну ясно: в плохое место Пека не поведет.
— Всегда личную гвардию императора набирали из уйгур!
Да, важная тема.
— Ну, че делаем, мастер? — другой, уже менее элегантный представитель народа подошел.
— А это, — Пека прямо при нем сказал, — Пират в собственном коллективе. Ну что? — повернулся к нему. — Не терпится вам? Так сейчас выдам!
Отошел туда.
— Ну и кто вам это сказал? Димуля? — доносился его басок. — Димулю расстреляю лично. Все!
— Да… хорошо ты пообщался с народом, — не выдержал я, когда мы вышли.
— Я не оратор. Производственник, — произнес он так, что сразу стало ясно, что важней.
— То есть будешь все делать, как надо?
— А кто, коли не я? Пешки назад не ходят.
Зачем-то обогнув комбинат, подошли к дымящейся глади. Ад. По берегам поднимались черные насыпи, тоже дымящиеся.
— Гнилой конец? — озарило меня. Будем гулять?
Но настроение было другое.
— Мальцом еще с корешами бегал тут, — вздохнул Пека, ныряя в воспоминания. — Отдыхали тут раньше. У водоема, — мечтательно вздохнул. — Раз за ту вон сопку зашли. Там березки были насажены. Глядим — здоровая баба, голая, вагонетчица с шахты, на березку налегла, согнула, а сзади мужичонка охаживает ее. Маленький, но… Березка скрипит, гнется!
Да, щемяще.
— А баба та: “За титьки держи! За титьки!” И тут же мильтон пьяный корит ее.
Картина кисти передвижника. “Отдых шахтеров”.
— “И не стыдно тебе, Егоровна”, — мильтон икает. Ну, баба, закончив свои дела, наконец слезает… с березки, подходит к нему. И мощной рукой вагонетчицы накатывает по лицу! То есть он оказывается морально не прав. А она поплыла, как лебедушка… — Пека сладко вздохнул. Понимаю, что перед подвигом он хочет припасть к истокам, набраться народной мощи.
— И батю тут помню.
Главная сила в нем!
— Народ весь на отдых расположился… А батю как раз в канавщики перевели. И вдруг на обрыве терриконника — как Медный Всадник, батя на мотоцикле! В трусах.
Это уже как-то успокаивает.
— “О!” — все батю увидели. Где он — там кино!
Надеюсь, и на сына это распространяется?
Литературная слава Сергея Довлатова имеет недлинную историю: много лет он не мог пробиться к читателю со своими смешными и грустными произведениями, нарушающими все законы соцреализма. Выход в России первых довлатовских книг совпал с безвременной смертью их автора в далеком Нью-Йорке.Сегодня его творчество не только завоевало любовь миллионов читателей, но и привлекает внимание ученых-литературоведов, ценящих в нем отточенный стиль, лаконичность, глубину осмысления жизни при внешней простоте.Первая биография Довлатова в серии "ЖЗЛ" написана его давним знакомым, известным петербургским писателем Валерием Поповым.Соединяя личные впечатления с воспоминаниями родных и друзей Довлатова, он правдиво воссоздает непростой жизненный путь своего героя, историю создания его произведений, его отношения с современниками, многие из которых, изменившись до неузнаваемости, стали персонажами его книг.
Валерий Попов — признанный мастер, писатель петербургский и по месту жительства, и по духу, страстный поклонник Гоголя, ибо «только в нем соединяются роскошь жизни, веселье и ужас».Кто виноват, что жизнь героини очень личного, исповедального романа Попова «Плясать до смерти» так быстро оказывается у роковой черты? Наследственность? Дурное время? Или не виноват никто? Весельем преодолевается страх, юмор помогает держаться.
Валерий Попов, известный петербургский прозаик, представляет на суд читателей свою новую книгу в серии «ЖЗЛ», на этот раз рискнув взяться за такую сложную и по сей день остро дискуссионную тему, как судьба и творчество Михаила Зощенко (1894-1958). В отличие от прежних биографий знаменитого сатирика, сосредоточенных, как правило, на его драмах, В. Попов показывает нам человека смелого, успешного, светского, увлекавшегося многими радостями жизни и достойно переносившего свои драмы. «От хорошей жизни писателями не становятся», — утверждал Зощенко.
Издание осуществлено при финансовой поддержке Администрации Санкт-Петербурга Фото на суперобложке Павла Маркина Валерий Попов. Грибники ходят с ножами. — СПб.; Издательство «Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ», 1998. — 240 с. Основу книги “Грибники ходят с ножами” известного петербургского писателя составляет одноименная повесть, в которой в присущей Валерию Попову острой, гротескной манере рассказывается о жизни писателя в реформированной России, о контактах его с “хозяевами жизни” — от “комсомольской богини” до гангстера, диктующего законы рынка из-за решетки. В книгу также вошли несколько рассказов Валерия Попова. ISBN 5-86789-078-3 © В.Г.
Р 2 П 58 Попов Валерий Георгиевич Жизнь удалась. Повесть и рассказы. Л. О. изд-ва «Советский писатель», 1981, 240 стр. Ленинградский прозаик Валерий Попов — автор нескольких книг («Южнее, чем прежде», «Нормальный ход», «Все мы не красавцы» и др.). Его повести и рассказы отличаются фантазией, юмором, острой наблюдательностью. Художник Лев Авидон © Издательство «Советский писатель», 1981 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.