Нарисуем - [17]

Шрифт
Интервал

И что особенно меня удивляло — поведение жены! Поженившись, мы почти сразу переехали из моей коммуналки сюда. Пофартило? Поначалу мне казалось, что она благородно делила со мной грусть — и гордость — от пребывания в этой ссылке, как я это воспринимал, и вдруг выяснилось — грустила, на самом деле, она от меня, а при появлении Пеки с компанией вдруг сразу оживилась и всей душой вошла в эту жизнь! “И она — местная?” — пронзила мысль. Знала буквально всех, с кем Пека тут бурно общался, и даже как-то различала их, и даже переживала за них (заметьте, не за меня!). Ее голосок то и дело звенел в их гвалте — то возмущенно, то радостно — среди грубых и сиплых голосов у меня на кухне. Слилась! Выходит, у нее есть душа, а у меня нет? — переживал я, одиноко сидя в своем якобы кабинете, с ручкой, в которой паста застыла уже давно.

“Сколько там, на кухне, народу?” — Я ревниво вслушивался, но выйти не мог: для них я никто!

“Ну чистый Пьяногорск!” — думал я. Что сделали с моей благородной ссылкой? И все это — мой друг! Да, таких друзей… надо бы в музей. Но в музей скорее он меня сдаст.

— Серж заходил! — радостно встречала жена Пеку. Меня она никогда так не встречала. Кстати, не помнил я посетителей, которые могли бы именоваться так элегантно.

— Какой Серж? Большой? — морщил Пека свой натруженный лоб.

Их еще, оказывается, целых два!

— Большой! — радостно подтверждала жена.

— Что же он меня не дождался?! — восклицал Пека. — Как он?

— Не расстраивайся. Обычная пьянь, — должен же был и я подать свой голос.

Пека и жена изумленно глядели на меня.

— Серж — пьянь? Да ты соображаешь, что говоришь? — наконец произнес Пека. — Да он уже год в рот не берет!

Ну извините. На год ошибся. Нюансы пока не изучил.

— Да он вообще тут не знает никого, — жена махнула на меня своей маленькой ручкой.

Полное предательство, на моей собственной территории!

— Живет тут, как лебедь на болоте: испачкаться боится, — добавил и он.

Спелись на моей почве!

Решив, правда на самом примитивном уровне, продовольственный вопрос (лишь с большой голодухи можно такое есть!), Пека расширил свою деятельность: выгодно доставал стройматериалы, потом еще более блистательно обменивал их… Квартира моя стала походить на брошенную стройку. Впрочем, все тут жили в подобном пейзаже и интерьере. Другого вроде бы и не существовало. Какой Эрмитаж? Какой Невский? Сюда смотри! Пека, кстати, тоже ни разу не выразил желания съездить в центр — эта вселенная вполне его устраивала. Состояние вечно незаконченного строительства, видимо, устраивало тут всех.

— Нашел бак-фанеру дешевую! — Пека с грохотом заносил стройматериал. — У нас она втрое стоит, — пояснял понимающему человеку — моей жене.

— И что? На ней, что ли, полетим? — поинтересовался я.

— Куда?

Так. Уже “куда”? Навечно мы здесь, что ли, поселились? Слово “полетим” он принял как-то неодобрительно. Видимо, жизнь тут, где баснословно дешево стоит бак-фанера, вполне устраивала его. Кроме того, у него были и другие неоспоримые признаки, доказывающие, что здесь — рай. В резерве у меня была главная фраза: “Ведь мы с тобой сценарий о рабочем классе обещали писать”. Но я берег ее на последнее. Боялся, что он аннулирует ее уже привычно: “А тут что — не рабочий класс?”

На большом экране эти герои представлялись с трудом. Да, они строили тут дома. Но какие? Однажды один из таких строителей, друг, естественно, Пеки (может быть, даже Серега Большой), задремал в уборной. Я долго дергал дверь — никакого ответа. Сама дверь-то как раз слишком отзывалась на мои рывки, мягко прогибалась пузырем вслед за ручкой. Из чего же она сделана была? Из той самой знаменитой бак-фанеры, что так прочно удерживает здесь моего друга? Отчаянный рывок — и в моей дрожащей руке вместе с ручкой лист этой самой фанеры, фасад, так сказать, туалетной двери. Коробка двери оказалась наполненной мягким картоном, сложенным гармошкой, далее — еще один столь же зыбкий фанерный лист. И это все? Это дверь, защищающая место уединения, единственное место, где человек может побыть сам с собой? Я оглянулся. Похоже, что и входная дверь, призванная защищать мое жилье, сделана так же. Я призвал Пеку, оторвав его от раннего застолья. Сколько народу он, однако, вместил на столь крохотной кухне — и с каждым его связывали какие-то бурные дела.

— Погляди! — сурово сказал я Пеке, поставив его перед распотрошенной дверью. Строго говоря — не он ее устанавливал. Так что зря я вешаю на него. Усопшая совесть что-то вякнула. Но он и это взял на себя!

— Да, это не бак-фанера, — сурово произнес он. — Я ж говорил, что в сто шестом проекте ставят труху! Михалыч, гляди!

Победа над лысым Михалычем казалась ему важнее моей беды.

— Ну ставим. В виде исключения, — горделиво сказал Михалыч. Всю жизнь мне везло на такие исключения. И они опять направились на кухню.

— Мне-то что делать? — вырвалось у меня.

Михалыч с досадой обернулся. Видимо, они были близки к решению какой-то глобальной проблемы, и тут возник я со своей ерундой.

— Вот, — Михалыч нетерпеливо ткнул в окно, — здесь нулевка идет — тридцать седьмой проект будет. Поговори там с ребятами — что за двери у них.


Еще от автора Валерий Георгиевич Попов
Довлатов

Литературная слава Сергея Довлатова имеет недлинную историю: много лет он не мог пробиться к читателю со своими смешными и грустными произведениями, нарушающими все законы соцреализма. Выход в России первых довлатовских книг совпал с безвременной смертью их автора в далеком Нью-Йорке.Сегодня его творчество не только завоевало любовь миллионов читателей, но и привлекает внимание ученых-литературоведов, ценящих в нем отточенный стиль, лаконичность, глубину осмысления жизни при внешней простоте.Первая биография Довлатова в серии "ЖЗЛ" написана его давним знакомым, известным петербургским писателем Валерием Поповым.Соединяя личные впечатления с воспоминаниями родных и друзей Довлатова, он правдиво воссоздает непростой жизненный путь своего героя, историю создания его произведений, его отношения с современниками, многие из которых, изменившись до неузнаваемости, стали персонажами его книг.


Плясать до смерти

Валерий Попов — признанный мастер, писатель петербургский и по месту жительства, и по духу, страстный поклонник Гоголя, ибо «только в нем соединяются роскошь жизни, веселье и ужас».Кто виноват, что жизнь героини очень личного, исповедального романа Попова «Плясать до смерти» так быстро оказывается у роковой черты? Наследственность? Дурное время? Или не виноват никто? Весельем преодолевается страх, юмор помогает держаться.


Зощенко

Валерий Попов, известный петербургский прозаик, представляет на суд читателей свою новую книгу в серии «ЖЗЛ», на этот раз рискнув взяться за такую сложную и по сей день остро дискуссионную тему, как судьба и творчество Михаила Зощенко (1894-1958). В отличие от прежних биографий знаменитого сатирика, сосредоточенных, как правило, на его драмах, В. Попов показывает нам человека смелого, успешного, светского, увлекавшегося многими радостями жизни и достойно переносившего свои драмы. «От хорошей жизни писателями не становятся», — утверждал Зощенко.


Грибники ходят с ножами

Издание осуществлено при финансовой поддержке Администрации Санкт-Петербурга Фото на суперобложке Павла Маркина Валерий Попов. Грибники ходят с ножами. — СПб.; Издательство «Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ», 1998. — 240 с. Основу книги “Грибники ходят с ножами” известного петербургского писателя составляет одноименная повесть, в которой в присущей Валерию Попову острой, гротескной манере рассказывается о жизни писателя в реформированной России, о контактах его с “хозяевами жизни” — от “комсомольской богини” до гангстера, диктующего законы рынка из-за решетки. В книгу также вошли несколько рассказов Валерия Попова. ISBN 5-86789-078-3 © В.Г.


Жизнь удалась

Р 2 П 58 Попов Валерий Георгиевич Жизнь удалась. Повесть и рассказы. Л. О. изд-ва «Советский писатель», 1981, 240 стр. Ленинградский прозаик Валерий Попов — автор нескольких книг («Южнее, чем прежде», «Нормальный ход», «Все мы не красавцы» и др.). Его повести и рассказы отличаются фантазией, юмором, острой наблюдательностью. Художник Лев Авидон © Издательство «Советский писатель», 1981 г.


Тайна темной комнаты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.