Наречия - [9]

— Дешевый товар у нас справа, но чем дальше, тем товар дороже, — объяснил продавец в винном магазине.

— Все понятно. — Хелена вынула из разорванной сумки сигарету и зажгла, потому что она курит. Очень много курит.

— Я обычно выставляю дорогой товар там, где могу за ним следить, — добавил продавец.

Хелена выдохнула кольцо сизого дыма, что в этой стране считается нарушением порядка.

— Хорошо, — произнесла она. — Тогда я пойду вон туда, как можно дальше.

— У вас красивый акцент, — заметил продавец. — Вы явно не из наших краев.

— Угадали, — отозвалась Хелена. — Я по происхождению англичанка.

— Я же говорил. Потому что здесь у нас, в Сан-Франциско, в винном магазине не курят. Вернее, у нас в Калифорнии, и все это знают. Вот я и подумал, что вы у нас тут недавно.

— Пожалуй, да, недавно, — согласилась Хелена и направилась в его сторону вместе с бутылкой. — Наверное, вы могли бы просветить меня насчет многих вещей. — Вот наглядный пример. С какой стати ей это говорить? Хелена — молодая женщина, англичанка по происхождению, что бы это ни значило. Она много курит. У нее эротичный акцент и бутылка вина в руках. Вино — кьянти, тоже происхождением из Европы и в данном случае ужасно дешевое, но это еще не оправдание для фразы: «Наверное, вы могли бы просветить меня насчет многих вещей», или же не такая резкая, не такая очевидная шутка на тот счет, что и сама она тоже дешевая. К чему ей все это? Хелена склонялась к мысли, что тому не было особых причин. Позволю себе не согласиться — тому была особая причина, только Хелена не могла ее обнаружить. Возможно, она оставила ее в Англии. Она заплатила за вино в американской валюте. Деньги, деньги, деньги, деньги, деньги.

Сначала Хелена приехала в Нью-Йорк. Она планировала пожить там и поработать над своей новой книгой, но вскоре у нее кончились деньги. Деньги улетучились всего за девять дней. Цены наверняка изменятся к моменту, когда читатель возьмет в руки эту книгу, так что попытаюсь пояснить подоходчивее. Предположим, что Хелена приехала в Нью-Йорк с деньгами за американскую публикацию ее первого романа в сумме семисот миллиардов долларов. Она нашла себе дешевую квартирку или, вернее сказать, дыру, кишащую мерзкими американскими насекомыми, которая стоила ей пятьсот миллиардов долларов в месяц, а еще полмиллиона надо на такси, которое ее туда обычно подвозило. Молоко — молоко! — стоило сто тысяч долларов. Пара совершенно сногсшибательных новых сапог — более миллиарда! В некотором роде девять дней — уже само по себе чудо, хотя и не совсем то, на что рассчитывала Хелена. К сожалению, именно так она все и объясняла мужу.

Когда Дэвид услышал это, он только вздохнул.

— Я бы не советовал тебе употреблять такие слова, как «сногсшибательные», — сказал он, возможно, затем, чтобы сменить тему разговора. — Так говорят только в Англии. В Америке так не принято. Тебя могут неправильно понять — подумают, что ты настроена агрессивно и тебе хочется кого-то сбить с ног. Нет, мне в принципе все равно, но если мы собираемся здесь жить…

— Жить здесь нам не по карману, — ответила Хелена, красуясь в своих сногсшибательных сапогах. — Девять дней в Нью-Йорке обошлись мне более чем в годовой национальный доход страны, откуда я родом.

— Ты что-нибудь написала? — поинтересовался Дэвид.

— Да, кое-что написала, — ответила Хелена. И она показала два наброска первого предложения своего романа, начертанных на каталожных карточках, приклеенных липкой лентой к краю ванны, чтобы их можно было читать, пока принимаешь ванну, в общем, вы меня поняли. На первой карточке было написано: «Думаю, вы могли бы меня многому научить». На другой: «Думаю, вы могли бы научить меня многому». Хелена еще не решила, какое начало ей выбрать, но у нее в записной книжке стоимостью четыреста тысяч долларов было записано кое-что подлиннее.

— Отнеси своему редактору, — сказал Дэвид. — Покажи ему, что ты написала, и он даст тебе аванс.

Хелена знала, что так не делается, но все равно отправилась в ресторан.

— Что-то новенькое? — поинтересовался редактор, насупив брови. Он был, как здесь принято говорить, белой расы, а дело как раз шло к Рождеству. Хелена твердо намеревалась прочесть написанное вслух до конца.

Дорогая мамочка!

У меня почти закончились деньги. Пожалуйста, вышли мне немного денег. Мне нужно ужасно много денег. Пришли мне все, ну или почти все свои деньги. Деньги, деньги, деньги, деньги, деньги. Пожалуйста, мамочка, я тебя люблю.

Обнимаю и целую, Хелена.

— И через запятую, — добавила она, — твоя дочь.

Редактор откусил кусочек сыра, но вид у него все равно остался хмурый.

— Это из вашего нового романа?

— Нет, — ответила Хелена. — Это из письма моей матери. В моем новом романе говорится о любви, но любовный роман, ваше редакторство, требует денег.

— Дело в том… — начал редактор, и Хелена в ожидании затаила дыхание. — Мы ждем, когда ваш первый роман наконец, что называется, запылает ярким пламенем.

Хелене нравился редактор, и мысль о том, что ее роман запылает ярким пламенем, подобно девственнице, брошенной в жерло вулкана, если, конечно, нашлась бы такая девственница, чтобы жар из центра Земли обжег первые страницы, а потом картон обложки, а потом суперобложку, пока вся ее писательская карьера не превратится в пепел. Мысль была весьма привлекательной, но чтобы из нее можно сделать большие деньги?.. Не похоже.