Я потаскушка. Из тех, кого вы терпеть не можете: из самого отвратительного племени потаскушек — потаскушка из Шестнадцатого округа[1], в лучшем прикиде, чем любовница вашего шефа. Если вы официант в каком-нибудь модном заведении или продавец в роскошном бутике, вы наверняка желаете мне подохнуть, мне и таким, как я. Но ведь не режут курицу, которая несет золотые яйца. Поэтому такие, как я — наглое отродье, — живут и плодятся…
Я — неопровержимый символ противостояния марксизму, воплощения Привилегий, зловония Капитализма.
Как достойная наследница поколения светских женщин я большую часть времени провожу, лакируя свои ногти, наслаждаясь в «Салоне солнца», отсиживая в кресле задницу, пока Александр Зуари колдует над моей головой, глазею на витрины улицы Фобурж-Сент-Оноре, которые оформили вы, зарабатывая себе на хлеб насущный.
Я чистейший продукт поколения Think Pink, поколения «розового цвета»[2], мое кредо: всегда красива, всегда безупречна.
Вовлеченная в круговорот всевозможных показных искушений, я — муза бога Шик-Блеск, на алтарь которого каждый месяц весело швыряю столько, сколько вы не зарабатываете.
Когда-нибудь моя гардеробная взорвется от барахла.
Я француженка и парижанка, и это мое призвание, я принадлежу к единственному сообществу — очень космополитичному и очень спорному племени почитателей Гуччи — Прады. Фирменная монограмма — моя эмблема.
Я нарисовала немного карикатурный портрет. Признайтесь, вы принимаете меня за отпетую шлюшку с головы до ног в шмотках от Гуччи, с зазывной улыбкой и порхающими ресничками.
Вы напрасно недооцениваете меня, улыбка и ресницы — оружие грозное, благодаря ему я позднее заполучу мужа уж по крайней мере не беднее моего отца, с условием, sine qua non[3], что и дальнейшая моя жизнь будет такой же восхитительной и исключительно бессодержательной. Работа не значится в списке моих многочисленных талантов. Я буду поддерживать себя в форме, вот и все мои заботы. Как делали это до меня моя мать, моя бабушка. Известно, что уже десятилетия на брачном рынке высшего света конкуренция очень жестокая. Завидных женихов со всех сторон осаждает целая армия фотомоделей, секретарш и прочих амбициозных субреток, которые сверкают своими белоснежными зубами на приемах и не останавливаются ни перед чем, лишь бы ухватить кусок пожирнее. Пожирнее = апартаменты для приемов на правом берегу Сены + все по высшей категории + шкаф, набитый шмотками + двое детишек + пренебрежение своими менее удачливыми прежними подружками.
Да, на западе Парижа мы все красивые, все богатые.
Богатые? В это вы легко поверите, узнав, сколько стоит у нас квадратный метр жилья. Если бы мы не были богаты, мы бы там не жили. Красивые? Я чувствую, вы сомневаетесь. Но подумайте немного. В обществе, где взлет по социальной лестнице благодаря постели заставляет неистовствовать уже не одно поколение, некрасивые семьи улучшились в результате мезальянсов, ведь они, соединив богача, обрюзгшего, но зато с миллионами, и какую-нибудь гнусную карьеристку, производят на свет очаровательных детишек, потому что детишки унаследовали красоту матери и счет в банке папы. Конечно, не у всех супругов получается именно так, стоит только папиному доверенному лицу облапошить его, а маминым генам не сработать, и ребенок может родиться таким же уродливым, как папа, и бедным, как мама. Это называется «не повезло», но я не стану описывать вам жизнь бедняков и уродин: во-первых, я ее совсем не знаю, а во-вторых, не такой уж это занимательный сюжет.
Вы, конечно, знаете, мир разделен надвое: есть вы и есть мы. Почему так — понять трудно, не стану с вами спорить…
Сейчас я объясню свою мысль. У вас семья, работа, квартира, которую вы еще не оплатили сполна. По утрам пробки на дорогах, служба, где надо вкалывать, потом баиньки… Такова ваша доля. Это если вам повезло. А еще метро, ANPE[4], бессонница оттого, что проблема денег возникает из-за каждой ерунды. Ваше будущее сведется к повторению вашего настоящего. Ваши дети, если они отделятся от вас, будут жить на пятидесяти квадратных метрах, это самое большее, они покроют кожаные кресла привычными в семье оранжевыми покрывалами. Вы будете гордиться ими. Они будут привозить вам на каникулы своих малышей в дом, который вы, уже совсем обессилев и выйдя на пенсию, купите на юге Франции.
Вы средний буржуа, вы умеете починить телик, а ваша жена — прекрасная кулинарка. Счастье для нее, если вы не бросите ее ради такой же, как она, но помоложе, потому что уже двадцать лет ее вид вызывает у вас приступ мигрени. Последний раз вы коснулись ее на недавнем матче Франция — Италия, когда лихорадочно сжали ее руку, потому что за тридцать секунд до окончания матча Франция забила гол. «Извини, дорогая».
Сейчас вы многим озабочены: надо починить стиральную машину, Женифье перекрасила волосы в красный цвет и страстно увлечена пирсингом, а не катехизисом, Кевин перенял в предместьях самое отвратительное произношение. Оба они посредственности да еще некрасивы. Это, должно быть, у них наследственное. Ваша неудовлетворенная жена то и дело подкладывает вам на письменный стол номера журнала «Здоровье мужчины». Вы ловите себя на том, что вам снится ваша секретарша в стрингах, ваша племянница в стрингах, целый сонм женщин в стрингах. Ваша жизнь больше не удовлетворяет вас.