Хелл - [3]

Мой мобильник вибрирует.

Частный номер.

— Да?

— У тебя все хорошо, дорогая? Где ты?

Всего лишь мимолетное знакомство… Почему он позволяет себе называть меня «дорогая»?

— Я только вышла из дома, иду в «Фландрен» обедать с Викторией.

— Подожди, я на углу, подкину тебя.

— О’кей, тогда поторопись.

Через три минуты он подъезжает, привычно лихо разворачивается на своем «порше», а я уже разговариваю по мобильнику с Викторией, она еще в ванне, я так и ожидала, но ору ей, не слишком ли это для того, чтобы просто выпить по стаканчику. Она умирает со смеху, ей все до лампочки.

С быстротой молнии мы мчим по авеню Анри Мартена, на спидометре сто пятьдесят, не хватает только задавить какое-нибудь хамло.

Через пять минут мы у «Фландрена». На террасе уже полно народу, ну и пусть, если свободных столиков нет, официант для меня поставит. Ах, «Фландрен»…

В Париже, сероватом от метро и безликих людей, существует своего рода островок веселья, роскошного и успокоительного, мирная гавань, место встреч, пристанище нашей компании, Сен-Тропез в середине сентября.

Здесь всегда солнечно. Один лучик солнца касается золотистых волос вон той восхитительной девушки с пластырем на носу, потом он меняет направление, чтобы приласкать блестящий бампер темно-синего «бентли», его хозяин, какой-то красивый старик, обедает, затем лучик отражается на позолоченных буковках чьей-то сумки от Диора и заставляет сверкнуть тысячью огоньков стразы в оправе моих очков от Хлоэ, оживляет своим светом пряжку на поясе от Гуччи, играет на двух золотых украшениях от Шоме какого-то ливанца, читающего «Точку зрения», натыкается на мою зажигалку «Дюпон» и теряется в пузырьках моего бокала с шампанским.

Виктория наконец приехала. Она садится, заказывает помидоры-моццарелла и начинает перемывать косточки всем присутствующим. Сюда ходят, чтобы увидеть и быть увиденным? Нет, чтобы перемывать косточки другим и дать повод перемывать тебе. Кроме отличных сервиса и кухни (десерт не в счет, он у них отвратительный, это всем известно) «Фландрен» — светская ярмарка, место встреч «всего Парижа» и неистощимое поле деятельности для злых языков, вроде наших. Впрочем, мы такие не одни. Вон, взгляните на этих девушек во флере и в полном сезонном прикиде, с красновато-коричневыми волосами, изящных, с недоступным видом деликатно, прижимая локти, вкушающих яства…

А вы подойдите… поближе… и услышите их голоса… хриплые и страстные…

— О, смотри-ка, она перекроила себе нос… А что это за потаскушка, с которой обедает Джулиан?.. — Какая-то дочь Востока, он купил ее у Витторио… — А я не знала, что Витторио торгует восточными девочками… — Как ты думаешь, кто платит за выпивку, ты ведь знаешь, у его семьи нет ни шиша, и откуда он только взялся, этот типчик?.. — А у Синтии-то, вон она, сумочка от Шанель, за двенадцать тысяч… — Она сейчас с придурком Бенжи, он все ей оплачивает, хотя и скрывает это… — И где только деньги берет? Недавно купил новенькую «БМВ»… — Он на бирже спекулирует, но удача долго не длится, так что ты туда не суйся… — Не оборачивайся, там любовь твоей жизни… — С кем? — С любовью моей жизни… — Здороваются с Синтией… — Алло, где ты?.. Хорошо… В «Фландрене»… Никого интересного… Подскакивай к нам… О’кей, целую, дорогая… — Пожалуйста, я хотела бы крем-брюле. Спасибо… — О, чья это «феррари»? — Как поживаешь? Присаживайся… — Я думаю, в Марбелье, у меня там дружок-венесуэлец, он арендует яхту метров в пятьдесят… Или на Бали с предками… это уже совсем другая жизнь, так, пустое времяпровождение… — Как-то в казино… — Я этого типа и видеть не хочу… — Я чувствую себя совсем разбитой, вчера была у Криса, мы хорошо позабавились… — У тебя миленькие очки, это от Шанель? Просто класс… — Спасибо… — Я купила себе «смарт», тоже хорошая тачка… — А знаешь, с кем я была вчера вечером?..

— Уходим?

В такси, когда я ехала домой, у меня разболелась голова, слишком накурилась, и — странно! — было такое чувство, будто я зря потратила время.

Что я сделала сегодня? Хорошо пообедала — с помидорами-моццарелла, камбалой, которую я сначала отправила обратно на кухню, чтобы мне ее приправили, а во второй раз потому, что она остыла, пока ее приправляли, да и макароны слишком пересластили.

Виктория была моей гостьей, заплатила я. За обед двух подружек восемьсот франков… Прилично.

Какой-то болван прислал на наш столик бутылку «Болинье», мы ее вылакали. Из вежливости.

К нам подсели Жюльен, Давид и еще один Давид. Первый — сын очень известного певца, с которым у меня был грех, второй — сын одного генерального директора, весьма важной птицы, с которым у меня тоже был грех, а третий — сын бывшего министра, с которым у меня ничего не было, потому что он совсем голубой.

Я сорок два раза сказала «добрый день» всяким личностям, из коих шестерых вообще не знаю, а мне их не представили.

Мое внимание привлекла «феррари-маранелла» с люксембургским номером. К сожалению, ее владелец так и не появился.

Совсем голубой сын бывшего министра уходил в сортир принять дозу, а сын очень известного певца и сын генерального директора, пока его не было, язвили по поводу его матери, которую их респектабельные отцы, оба, не один раз укладывали на спинку.