Направление — Прага - [58]

Семен присел на корточки перед надписью, прикрытой ветками сирени.

— Дядя, что там написано? — приставала к нему любопытная Любка.

Семен пристально изучал табличку, с трудом разбирая буквы. Не может же он сказать, что не умеет читать по-чешски. Что бы подумали о нем дети? И наконец, с грехом пополам прочитав, говорит: «Тут погиб неизвестный русский солдат вместе с чешским защитником Праги».

Пока Семен разбирал надпись, Любка подровняла цветы и смахнула рукой пыль с камня.

Прохожие, встречая Семена с детьми в военной форме, останавливались и провожали их удивленными взглядами. Дети гордо вышагивали, вызывая добродушные улыбки окружающих. Завидев их издали, пожилая женщина выждала, пока они поравнялись с ней.

— Какие у вас славные дети, милый наш брат! Как же тебя зовут? — обратилась она к Любке и погладила ее по щеке.

— Меня зовут Люба, — ответила девочка, прижимаясь к Семену.

— Ах, — воскликнула удивленная женщина, — ты умеешь говорить по-чешски?

— А я чешка, — с достоинством произнесла Любка.

Женщина посмотрела на Семена, тот улыбнулся:

— Да, да, это чешские ребята!

И, взяв детей за руки, поспешил дальше.

Женщина с изумлением долго смотрела им вслед, покачивая головой и приговаривая:

— Чешские дети, говорит…

На перекрестках людно. Население разбирает баррикады и укладывает камни на место, на мостовые и тротуары. Лица их покрыты потом и пылью, но веселы. Когда мимо одной из таких работающих групп проходил Семен с детьми, люди перестали укладывать камни и уставились на Семена. Дети, чьи матери работали тут же, подбежали к Степке и Любке, стали рассматривать их форменную одежду.

— И я хочу пойти с вами! И мне дайте военную форму! — требовательно заявил один из наиболее решительных малышей.

Семен, остановившись, оперся на низкую каменную ограду палисадника с выломанными железными решетками. Любка и Степка были уже без пилоток, их примеряли ребята и с восторгом демонстрировали своим матерям.

— Дядя, а почему тут все умеют говорить по-чешски? — шепнул Степка Семену.

— Потому что это все чехи, твои чехи, — ответил ему Семен.

— А они не ваши?

— Наши тоже, но мы русские, а вы чехи, — объяснил Семен. — Понимаешь, это так дело обстоит: вы из Чехословакии, у вас тут наверняка где-то есть отец с мамкой, может, и сестры с братьями. А я из России, у меня там тоже… родители… Ладно, пошли дальше.

Расставшись с ватагой ребят, они поднимаются вверх к госпиталю на Виноградах.

Старые, с немецкими надписями вывески, наполовину сорванные, нависают над тротуарами, грозя свалиться прохожим на голову. Разбитые витрины, груды битого стекла на каждом шагу, и Семен даже прикрикнул на Любку, чтоб не хватала все, что попадается на пути, и так уже порезала себе палец. На углу одной из пустынных улочек Семен в нерешительности остановился, не зная, куда двинуться дальше.

— Я вон у кого спрошу. — Степка с готовностью показал на женщину, стоявшую поодаль с четырьмя детьми. Они смотрят на стену, изрешеченную пулеметными очередями. Дырок столько, что и не сосчитать. Самый старший из четверых, мальчик, поднявшись на кучу камней, что-то сосредоточенно пишет на стене черной краской.

Семен издали читает написанное:

Здесь пал за свободу народа наш дорогой папа дня 9 мая 1945 года

Мать со слезами смотрит на стену и плачет.

Да, у этой женщины Семен не решается спросить, как пройти к госпиталю. Грустно опустив голову, идет он с примолкшими детьми дальше.

Наконец на склоне дня они добрались до госпиталя, изрядно поплутав. Перед входом Семен остановился, Перевязал получше Любке порезанный палец, вытер ребятам лица, одернул гимнастерки, обмахнул обувь.

Еще на улице на них пахнуло тяжелым больничным запахом. Любка сморщила носик, а Степка внимательно оглядывал все вокруг. То и дело к госпиталю подъезжали санитарные машины, из которых выносили на носилках и выводили раненых советских солдат.

— Где их ранило? — спросил Семен у одного из санитаров.

— Где-то за городом, там в лесу еще прячутся фашисты.

Степка внимательно присматривается к одному из молодых бойцов, лицо того бледно, одежда и носилки в крови. Семен вздохнул, и Степка поднял взгляд на озабоченного дядю Семена. А тому показалось, что раненый похож на Алешку. Оставив детей, он торопливо подошел к носилкам и приподнял одеяло. Солдат на носилках лежал неподвижно, гимнастерка была сложена рядом, грудь солдата залита кровью. Семен утер сразу вспотевший лоб.

— Наш? — спросил Степка.

— Нет! Мне показалось, что он похож на Алешку.

— Это правда не он?

— Слава богу, нет.

Остановившись в коридоре, Семен не знал, к кому обратиться, чтобы спросить о Донском, все вокруг так заняты — врачи, санитары, медсестры, — все в окровавленных белых халатах.

По ступенькам спускался солдат с забинтованной головой. Может, он знает, где Донской?..

— Скажи, пожалуйста, ты знаешь случа́ем, где тут лежит майор Донской?

Солдат задумчиво посмотрел в конец коридора.

— Какой он из себя? Черный? Кудрявый?

— Да, да, — радостно закивал Семен.

Солдат провел их в конец коридора и поднялся с ними по лестнице наверх. Здесь он указал на одну из дверей. Семен тихонько отворил ее. Духота и жара ударили в лицо. Шторы затемнения были опущены почти донизу, в палате стоял полумрак, и Семен не сразу смог разглядеть, где лежит Донской. Степка увидел его первый и потащил Семена за руку к постели.