Направление — Прага - [32]

Ян резал еду ломтями над развернутой картой. Какое счастье, что Кепка навязал ее Штефану. Ян представить себе не мог, что бы он теперь без нее делал. Из всего, что имел с собой Штефан, ничто не имело такой цены, как карта. Прежде чем они с майором уложили его в яму от корней вывороченной ели, прикрыли хвоей и засыпали землей, нанесенной в горстях, Ян взял у него только карту и документы, все остальное, включая автомат, оставил покойнику; разумеется, кроме продуктов, одеяла и брезентового полотнища от палатки.

«Если от этого паршивого времени я сохраню память о самой вопиющей, жестокой несправедливости, то это будет воспоминание о последней минуте Юрды», — подумал Ян. Подняв глаза, он наткнулся на взгляд майора.

— Наелся? — спросил он его.

— Да, — сказал майор, вытирая рот.

После возбужденного разговора у могилы Юрды они обменялись каким-нибудь десятком слов.

— Отпусти меня, — сказал тогда майор.

— Отпустить? — поразился Ян. — Ты что, серьезно?

— Отпусти меня… смотри, чем это кончилось для него, — майор показал на могилу. — В конце концов нас обоих прикончат… наши или ваши. Если мы разойдемся, у нас еще есть надежда…

— Хватит!

— Что ты этим выиграешь? Чего добьешься?

— Об этом я и говорить с тобой не хочу, — осадил его Ян.

— Ты думаешь об орденах, медалях?

— И ты мне еще будешь говорить о наградах! Тебе-то за что дали майора? Небось вкалывал на совесть.

— Этому вашему начальнику я уже рассказывал, за что получил звание… То, что мне в свое время казалось везением, обернулось неудачей.

— Если у тебя чистая совесть…

— Совесть! — Майор судорожно засмеялся. — Отлично, во время войны ей просто цены нет. Смотри, — он кивнул в сторону могилы Штефана, — кто его спрашивал о совести… Ты, я вижу, простак… или слепой фанатик.

Ян побагровел. Ему хотелось выкрикнуть: «Это я-то фанатик?» — но он сдержался и лишь пренебрежительно тряхнул головой.

— Попал пальцем в небо, — сказал он. — Да я до недавних пор и не знал толком, что это такое. Не видал живых фанатиков, понял? Я их увидел только у вас. Вообще я у немцев видел только фанатиков — или тех, кто покорно им служит. Никаких других.

— Ну что ж, ты прав, — отвечал майор на удивление спокойно. — И я тоже других не видал.

Ян смерил его удивленным взглядом.

— А ты-то из каких? — злорадно спросил он.

— Я из второй категории. — Майор задумчиво теребил прядь светлых волос, свисавшую на лоб. — К первым я не принадлежу по самой своей природе… в третью категорию я не рвался, кишка тонка.

— Что еще за третья категория?

— Их ты не мог увидеть. Это те, которые подыхают в концлагерях.

После долгого молчания майор снова сказал:

— Отпусти меня. Никто ничего не узнает.

Оба опирались о вывороченное дерево, майор о корни, Ян — о ствол, туго набитые рюкзаки лежали у их ног.

— Слушай, — настаивал майор, — никто тебе ничего не докажет. Чего ты боишься?

— Чего? — Ян вгляделся в голубые глаза майора. Ему казалось, что он смотрит в непрозрачное стекло. — Ничего я не боюсь. Дело совсем не в том.

— А в чем же?

— А в том, что я не имею права тебя судить.

— Не понимаю.

— Да нет, понимаешь. Отпустить тебя — это все равно, что признать тебя невиновным.

— И ты бы не ошибся.

Ян решительно покачал головой, подхватил рюкзак, вскинул его себе на спину, строго приказал:

— Пошли!

Майор не шелохнулся.

— Ты что, не слышишь? — прикрикнул на него Ян.

Майор побледнел, его глаза заблестели. Он стоял неподвижно, в упор глядя на Яна, руки непроизвольно сжимались. «Схватить его за горло, — говорил он себе. — Схватить и стиснуть». Чувствуя, как стучит кровь в висках, он сделал шаг вперед и протянул руки.

Ян увидел это движение и понял его. Прежде чем он успел ударить прикладом автомата, майор опомнился и опустил руки. Потом пробормотал что-то и нагнулся за рюкзаком.

— Пошли, — сказал он со вздохом.

Этот утренний конфликт обеспокоил Яна. Втроем у них все было иначе, там не могло быть сомнений, кто кого конвоирует. Чтобы сбежать, пленник должен был бы прибегнуть к хитрости, использовать их ошибку или подвернувшийся неожиданно момент. Теперь появилась возможность силой добиться своего. «Мое единственное преимущество, — рассуждал Ян, — в том, что я вооружен. Если бы дело дошло до кулаков, еще неизвестно, чем бы это кончилось. Нужно быть готовым ко всему». Он покосился на руки майора. Тонкие длинные пальцы явно никогда не сжимали ничего, кроме карандаша. «А могли бы они стиснуть чье-то горло? В случае крайней необходимости, самозащиты — конечно. А у майорчика есть все основания защищать свою шкуру, ведь будущее ничего хорошего ему не сулит. С его точки зрения все, что он ни предпримет, будет самозащитой. Он будет прав, если прибегнет к тем же средствам, которыми угрожаю ему я. Кто кого. А между нами — война, между им и мной проходит линия фронта. Война не на жизнь, а на смерть. Погоди! — вдруг прервал себя Ян. — Ведь он мог спокойно уйти, не сбежать, а уйти. Когда Юрду убило, он мог освободиться, разрезать ремни — знал, что у Штефана за поясом нож. У него было сколько угодно времени, чтобы выбраться из укрытия и исчезнуть, пока я сидел по ту сторону, дожидаясь конца стрельбы. Он мог взять автомат Штефана, рюкзак, все, что ему было нужно, и спокойненько смыться».