Направление — Прага - [12]

— Порядок, можно идти.

Уже готовые соскользнуть со скалы, они вдруг замирают, переглядываются. В легкий шелест леса и всплески реки вмешивается новый звук. В самом нижнем из видимых изгибов дороги появляется коляска, запряженная парой лошадей. Юрда с Гораном, как по команде, берутся за бинокли и тут же переглядываются, словно не могут поверить своим глазам. В самом деле, то, что они увидели, кажется неправдоподобным. В легкой открытой бричке расположились за спиной кучера три немецких офицера. Кони идут спокойным шагом, возчик их не подгоняет, голова его покачивается, кажется, он задремал, а те трое уютно устроились в плетеном кузове, словно выехали на загородную прогулку. Похоже, немцы и в самом деле вздумали прогуляться.

— Который слева — майор, — сообщает Штефан.

— А рядом с ним лейтенант, — дополняет его Горан, не отрывая глаз от окуляров бинокля.

Знаки различия третьего, сидящего к ним спиной, пока разобрать невозможно.

— Старший лейтенант, — деловито докладывает Юрда, когда коляска поворачивается к ним боком.

— Ложись, ребята, — командует Горан, заметив, что Ян высунул голову больше, чем рекомендуется в таких случаях. Ему все еще не верится, что немецкие офицеры способны путешествовать так запросто, без прикрытия. И не в машине, а в коляске. Правда, в удобном, ухоженном, по-старомодному изысканном ландо, но все же это средство передвижения по нынешним временам считается ленивым, малоподвижным, а значит, и опасным. Или, может, эта немчура все еще так самоуверенна, что с олимпийским спокойствием выставляет себя напоказ всюду, где ей только вздумается? И эта дерзость, вопиющая к небу или скорее требующая достойного ответа, заставила Горана принять решение. Подавив приступ гнева, он начал размышлять расчетливо и трезво. Пятеро против троих, момент неожиданности, место удобное, риск практически равен нулю. Не использовать такой шанс было бы преступлением.

Знак Павлу и Борису, несколько слов — и всем всё ясно.

Горан с Яном перебегают дорогу, на этой стороне остаются Павел с Борисом, а наверху, на скале, с автоматом, направленным на дорогу, лежит Штефан Юрда и довольно усмехается. «Горан распорядился именно так, как распорядился бы и я, он все сделал на мой вкус. А эти-то, ведь они прут прямо в руки! — И когда упряжка показалась из-за ближнего поворота и выехала на прямую, Штефан пробормотал про себя: — Ну-ну, давайте, голубчики, давайте, сейчас будет вам музыка. Вы у меня попляшете!»

Между тем внизу Горан напоминает своим:

— Стрелять только в воздух! Будем брать живыми.

Его соблазняют эти чины, особенно майор, такой улов уже имеет свою цену: хотя бы даже как урон, нанесенный неприятелю; или как материал для обмена — за майора ведь можно немало запросить; и наконец, заполучить «языка» в таком звании… если только это не канцелярская крыса, которая по знакомству устроилась в тылу, чтобы переждать здесь войну. «Ну и то ладно, — рассуждает Горан, — мы тебе хотя бы покажем, что даже тыл для вашего брата небезопасен. Если кто-то нарывается на хорошую взбучку, почему не уважить?»

В просвет между ракитой и огромным валуном Горан наблюдает за белой полоской дороги. Головы обоих коней выглянули из-за последнего поворота, они равномерно кивают и светят белыми звездочками. Оба рысака идут легко, без напряжения везут коляску по прямой дороге, ведущей вверх, к седловине. Они приближаются, и Горан явственно видит, как над коляской поднимаются две ленточки дыма. Двое на заднем сиденье спокойно покуривают. «Дадим им подъехать вплотную вот к этой елочке». Он поднимает руку, чтобы Павел на той стороне дороги приготовился.

Пора. Горан резко опустил руку и выскочил на дорогу.

— Хенде хох!

Три автомата нацелены на коляску: спереди, сзади, сбоку.

Павел вскочил на облучок, выхватил у кучера вожжи и стал успокаивать коней.

Двое на заднем сиденье медленно, оторопело поднимают руки, забыв выкинуть сигареты, в то время как рука старшего лейтенанта тянется к правому боку, но повторное «хенде хох!» и взгляд наверх, на скалу, откуда Юрда держит его под прицелом, убеждают и его, что сопротивление было бы чистым самоубийством.

Обошлось без стрельбы, без лишнего шума.

— А теперь вниз! Слезайте, шнель, шнель!

Пленники выбираются из коляски один за другим, неохотно, озадаченно, уныло; их тут же обезоруживают, у каждого было только по пистолету, а Борис выудил из-за сиденья автомат.

В то время как партизаны, подталкивая, уводят офицеров с дороги в лес, Павел передает обалделому кучеру вожжи, соскакивает на землю и кричит: «Н-но!» Разгруженная коляска, покачиваясь на рессорах и поскрипывая, трогается вверх по дороге. Павел смотрит ей вслед и невольно заливается смехом: кучер сидит на облучке скованно, втянув голову в плечи, неподвижный, как чучело. Затем Павел бежит в лес догонять своих. Тем временем партизаны связали пленным руки и выстроили их. Опять метрах в двадцати впереди идет Штефан Юрда, за ним Ян, Горан и Борис (перед каждым идет  е г о  пленный), а на подходящей дистанции следует Павел Рис с двумя автоматами: свой он держит в руке, трофейный заброшен за спину.