Наполеоновские войны - [63]

Так появились знакомые всем исследователям Полуостровной войны партизанские отряды; к самым известным из них относятся возглавлявшиеся Эспосом-и-Мина, Эль Эмпесинадо (El Empecinado), Хулианом Санчесом (Julian Sanchez), Франсиско Лонга (Francisco Longa), Херонимо Мерино (Jeronimo Merino), Хуаном Диасом Порльером (Juan Diaz Porlier) и Хосе Дураном (Jose Duran). Эти отряды, способные проводить длительные кампании и предпринимать операции, значительно превосходившие по своим масштабам те, на которые могли отважиться вооружённые крестьяне, добились значительного успеха — например, к началу 1813 г. Эспос-и-Мина фактически вывел Наварру из-под контроля французов. И всё же существовали границы их возможностей. Партизаны до тех пор, пока британцы не снабдили их горными пушками, были по большей части совершенно неспособны ослабить многочисленные французские гарнизоны, усеивавшие сельскую местность, к тому же они лишь очень редко могли меряться силами с посланными против них частями, имея какой бы то ни было шанс на успех. Ещё меньшими были их возможности остановить решительное наступление французских армий (между концом 1809 г. и началом 1812 г. французы захватили огромные части территории патриотов, а вместе с ними ряд жизненно важных испанских баз). Не будучи в состоянии отвоевать эти территории из-за неспособности организовывать крупномасштабные операции, партизаны в то же время препятствовали комплектованию регулярных армий, которые могли бы с этим справиться, предоставляя убежище для дезертиров и уклоняющихся от призыва и ввергая значительные районы страны в полнейший хаос. Испанию спасло присутствие в Португалии дисциплинированной и хорошо подготовленной армии Веллингтона. Действительно, не будь там войск Веллингтона, трудно сказать, как удалось бы избежать окончательного разгрома — хотя непоколебимый Кадис, может быть, и устоял, — как только была бы разгромлена последняя испанская армия, партизанские отряды неизбежно оказались бы выслежены и сокрушены. Критики этого взгляда, несомненно, сошлются на мнимое единение испанского народа с партизанами, но последние, можно сказать, скорее жили не среди народа, а за его счёт. Партизаны не только часто вели себя более хищнически, чем французы, но даже были не в состоянии хоть как-нибудь защитить население. Естественно, никто не стал бы их долго терпеть.

В качестве последнего аргумента можно сослаться на то обстоятельство, что, с военной точки зрения, испанские партизаны действовали ничуть не лучше, чем повстанцы где бы то ни было в других местах. Хоть Испания и избежала полного завоевания, но освободиться ей удалось только за счёт британского вмешательства (хотя справедливости ради следует отметить, что испанские партизаны сыграли существенную роль в победах Веллингтона). Самое большее, чего можно было бы ожидать от партизан, — это то, что французы, разочаровавшись в успехе, эвакуировали бы Испанию по своей воле, что, учитывая огромные трудности, причиняемые французам «народной войной», было вполне возможным. В Калабрии победа отняла пять лет и стоила 20.000 жертв; в Испании на это определённо ушло бы ещё больше времени, к тому же, по одной оценке, она к 1813 г. обошлась в 180.000 человек. И в Испании война перестала платить по своим счетам: вместо того, чтобы приумножать казну, она заставила Наполеона потерять по меньшей мере три миллиарда франков. Внутренние последствия таких расходов естественно, имели серьёзный характер, тем более, что сильно увеличился призыв в армию, и к тому же подрывалась и сама армия. Среди солдат, находящихся в жутких условиях и подверженных постоянной опасности ужасной смерти, быстро росли негодование и деморализация; Паркен (Parquin) отмечает распространённое мнение:

«Эта война в Испании несёт смерть солдатам, крушение надежд офицерам, богатство генералам!»[184].

Более того, условия, в которых происходила эта война, к тому же усилили и без того серьёзную тенденцию армии к нарушениям дисциплины, поскольку войска стали постепенно ещё хуже обращаться с гражданским населением. Но это ещё не всё. По всей Европе война в Испании вселяла надежды в противников Наполеона. Её использовали австрийские пропагандисты для раздувания восстания в Тироле, она также воодушевляла германских патриотов вообще и прусских реформаторов — в частности. И ещё, эта война помимо прочего дала британцам совершенно необходимую им возможность продемонстрировать на континенте свою воинскую доблесть (повысить, таким образом, свою привлекательность в качестве партнёров по коалиции) и пробить брешь в континентальной блокаде. Итак, перефразируя самого Наполеона, Полуостровная война на самом деле была очень «язвенной». Тем не менее, несмотря на всё, император не захочет добровольно от неё отказаться, поскольку это слишком сильно подорвало бы его престиж, и война поэтому продолжалась до разгрома в Германии и России, который, наконец, привёл к насущной необходимости мирного урегулирования.

Преувеличены ли события?

Итак, мы пришли к довольно смелым выводам. Хотя Европа и сильно страдала из-за наполеоновской империи, только в некоторых областях пассивное недовольство и волнения на нижнем уровне выливались в активное восстание. Более того, там, где это происходило, восстание разжигалось факторами, которые совсем не обязательно были непосредственно связаны с французским правлением. Так, в Калабрии, Испании, Португалии и Тироле корни сопротивления крылись в социальном недовольстве и недовольстве царствующей династией. Повсюду выказывалась верность старому режиму (менее всего в Калабрии), но это фактически являлось не более чем символом. На самом деле, во многих отношениях к нему питали такую же антипатию, как и к французскому правлению: в конечном счёте Иосиф II и Карл IV грешили против католицизма так же, как и Максимилиан I и Жозеф Бонапарт. Наполеоновская империя, несомненно, вызывала недовольство, но не потому, что была наполеоновской, или даже не потому, что была французской, а в связи с тем, что навязывала или ускоряла политические меры, которые разрушали автономию сельского общества, капитализировала сельское хозяйство и благоприятствовала возникновению нового класса буржуазных землевладельцев.