Наполеоновские войны - [65]

Лицом к лицу с Бони

Если начать с количества солдат Британии в 1803–1815 гг., склоняешься к выводу, что вот она-то и была «нацией под ружьём». Так, к 1809 г., принимая в расчёт регулярную армию, флот, ополчение и «добровольцев», для службы на родине и за границей имелось более 786.000 человек, примерно шестая часть взрослого мужского населения (в самом деле, по расчётам, в течение значительной части этих войн Британия держала под ружьём большую долю своих людских ресурсов, чем Франция). Более того, два принятых парламентом закона — Закон о массовом призыве в армию (Levy-en-Masse Act) 1803 г. и Закон о подготовке (Training Act) 1806 г. ввели обязательную воинскую повинность для всех мужчин. Хотя на практике эти законы приказали долго жить, едва появившись на свет, факты говорят о том, что Британия продолжала сражаться с установлениями XVIII столетия.

Начнём с регулярной армии, численность которой возросла с 132.000 человек в 1803 г. до примерно 330.000 к 1813 г. Хотя этот успех мог бы показаться впечатляющим, тем не менее очевидно, что народный энтузиазм в отношении участия в идущих за границей войнах даже против такого пользующегося всеобщей ненавистью врага, как наполеоновская Франция, был довольно ограничен. По существу рекруты попадали в армию исключительно добровольно либо из широкой публики, либо из ополчения, в котором после успешных опытов 1799 г., начиная с 1805 г. поощрялся перевод в регулярную армию (два закона, принятых парламентом в июне 1803 г. и июне 1804 г., санкционировали призыв во вспомогательные батальоны, которые большинство строевых полков держали в находящихся внутри страны военных лагерях, в надежде, что набранных таким образом солдат в конечном счёте удастся склонить к добровольной службе за границей, но даже эта робкая мера возбудила такую враждебность, что от неё вскоре отказались; всего было призвано примерно 43.000 человек, из них, возможно, около половины в конечном счёте попали на действительную службу). Но, хотя добровольчество оставалось основой силы армии в отношении проведения военных кампаний, рекрутов не хватало: между июнем и декабрём 1803 г. (время наибольшего патриотического пыла) 360 вербовочных команд, посланных в провинцию, набрали всего 3481 человека; немногие полки могли постоянно иметь численность больше одного батальона; полки, в которых был всего лишь один батальон, скорее вырождались в простой костяк, а в 1811 г. чистое приращение за счёт рекрутов с учётом потерь составило точно 865 человек. Если взять период 1813–1814 гг. в целом, то армия фактически получала в год в среднем 22.700 человек, причём 9000 из них были из ополчения. Даже в то время многих «добровольцев» приходилось добывать грязными способами: вербовочные команды, посылаемые каждым полком, постоянно использовали множество нечестных приёмов, подрядчики, которых называли «crimps» («агенты, вербующие солдат и матросов обманным путём», «щипцы». — Прим. перев.), похищали людей и представляли это как «добровольное» поступление на службу, ополченцев принуждали к переходу в регулярные войска, обременяя их бесконечными нарядами караульной службы и работой до седьмого пота, а для пополнения рядов многочисленных шотландских полков безжалостно использовали систему бессрочной аренды, которая всецело отдавала мелких арендаторов на милость их лаэрдов.

Почему же так мало было истинных добровольцев? Казалось бы, хотя война восторга не вызывала, но экономические перемены и тяготы военного времени должны были содействовать добровольному вступлению в армию. Однако несомненно, ни ненависть к французам, насаждаемая правящими кругами и их приверженцами, ни улучшения условий службы, внедряемые такими военачальниками, как герцог Йорк и сэр Джон Мур, ни такие нововведения, как пенсии и поступление на службу на определённый срок, не смогли смыть с красного мундира традиционно связанный с ним позор. Так, жестокая дисциплина — прежде всего широкое использование телесных наказаний, — плохое питание, низкое жалованье, отсутствие перспектив, тяготы жизни в полевых условиях и дурная слава, которой пользовалась солдатня, — всё это вместе отталкивало от добровольного поступления в армию. В то же время армия постоянно соперничала с ополчением и «добровольцами» (Volunteers) в борьбе за рекрутов, причём оба эти вида войск предлагали не только значительно лучшие во всех отношениях условия службы, но к тому же ещё и более щедрое вознаграждение за добровольное поступление на службу: в 1805 г. мужчина получал, записываясь в пехоту, 15–16 фунтов, тогда как в ополчении ему предлагали целых шестьдесят фунтов; даже на флоте часто платили больше.

Упоминание о вознаграждении приводит нас к обсуждению позитивных причин для добровольного поступления в армию. Пока речь идёт о вознаграждении, патриотизм лучше не вспоминать. Конечно, нельзя утверждать, что никто из добровольно вступавших в армию не имел искреннего желания сражаться за короля и страну, но это было, несомненно, явление весьма редкое. В лучшем случае кое-кого из рекрутов, возможно, привлекали рассказы о головокружительных приключениях и воинской славе, но для большинства стимул был отнюдь не альтруистическим. Как обычно, основную роль играло отчаянное экономическое положение, о чём свидетельствует относительно высокое число поступающих в армию ручных и машинных ткачей, не говоря уже о массе ирландских крестьян (в 1797 г. герцог Йорк даже заметил, что