Наполеоновские войны - [106]

Сицилия: бароны и британцы

В поисках третьего примера не очень удачных реформ нам придётся обратить взор на Сицилию. И здесь война стала катализатором перемен, однако в данном случае требования перемен исходили не только от сицилийского общества. Так, хотя внутренние сицилийские факторы и сыграли главную роль в событиях, которые в конечном итоге привели в 1812 г. к провозглашению конституции и уничтожению феодализма, не менее важное влияние на это оказали также внешние факторы в форме британской интервенции. Прежде чем переходить к политической ситуации, которая вызвала реформы в Сицилии, следует сначала рассмотреть отношения Британии с её относительно мелкими союзниками. Британцы, часто оказывавшиеся в изоляции в схватке с Наполеоном, поняли, что даже от самых слабых европейских государств может быть толк как от союзников. Португалия, например, сыграла решающую роль в продолжении войны в Испании, Швеция после 1807 г. стала жизненно важным каналом для обхода континентальной блокады, а Сицилия являлась важной военно-морской базой, складом и бастионом против французской экспансии в Средиземноморье и Леванте. Поэтому прилагались огромные усилия по их поддержке, но британцы считали, что в обмен на это вправе требовать у поддерживаемых ими режимов стабильного, эффективного и лояльного по отношению к ним правления. На невыполнение этих условий британцы отвечали давлением, направленным на проведение реформ. Например, Веллингтон засыпал регентский совет, управлявший Португалией во время Полуостровной войны, требованиями осуществления таких мер как принудительный заём, повышение имущественного налога, введение прогрессивного подоходного налога, укрепление местного управления и ужесточение контроля над повсеместно поносимой интендантской службой. На этот прагматизм, однако, некоторый отпечаток накладывали культурное превосходство и даже, по крайней мере в неофициальной сфере, имперское мышление. Так, наблюдалась склонность считать, что применение британских моделей является панацеей от всех болезней для блуждающих во мраке чужеземцев, но здесь также таилась надежда, что это приведёт к расширению британского политического и коммерческого влияния. Между тем многие британские наблюдатели, которые относились к низшим классам так же снисходительно, как они презирали высшие, утверждали, что португальцев, испанцев, сицилийцев и греков можно превратить в отличных солдат, только если ими будут управлять британские офицеры (что и было фактически сделано в Португалии). Эти факторы оказывали влияние не на всех уровнях — так, администрации Персиваля и Ливерпуля резко выступали против безрассудных разговоров о возможной аннексии Сицилии в качестве колонии, а окончательное принятие сицилийской оппозицией британских конституционных образцов вызвало сопротивление британского посольства и было высмеяно в Британии — но не вызывает сомнения, что таким образом Британия стала стимулятором реформ, почти столь же сильным, как и Франция.

Нечего и говорить, что британские предложения не всегда находили отклик. Требования Веллингтона подчёркнуто игнорировались, тогда как в Испании британцев в равной степени отчаянно ненавидели и либералы, и «холопы», а революции в Латинской Америке (к которым были сильно причастны британцы) довели эту враждебность до болезненного уровня. В Сицилии, однако, всё было совершенно по-другому. Длительные трения между монархией и аристократией, растущее недовольство господством Неаполя над Сицилией и англофилия, в определённой степени распространённая среди образованных классов, в совокупности предоставили Британии уникальные возможности для достижения её целей. Так, начиная с 1780-х гг. правительства Бурбонов одно за другим пытались ограничить феодальную юрисдикцию и фискальные привилегии, которыми пользовались сицилийские бароны. Поскольку традиционные сицилийские штаты продолжали действовать вопреки бурбоновскому абсолютизму и собирались один раз в пять лет для голосования по бюджетным расходам и предъявления ходатайств, оппозиция баронов вскоре приобрела ярко выраженный конституционалистский оттенок. Однако недовольство Бурбонами основывалось не только на стремлении сохранить корпоративные привилегии. С конца восемнадцатого столетия в образованной части сицилийского общества растёт протест против правления Неаполя на тех основаниях, что Сицилии не уделяли должного внимания и что её эксплуатировали, причём события революционных и наполеоновских войн привели к укреплению этих настроений. Сицилийцы, принуждаемые к уплате огромных денежных сумм на поддержку войны Бурбонов с Наполеоном, всё время видели, что они совсем не интересуют своих правителей, при этом презрительное отношение двора к ним доходило до крайности во время вынужденного бегства в Сицилию в 1798 и 1806 гг. К тому же присутствие двора не приносило выгод, поскольку, хотя оно, безусловно, стимулировало развитие экономики Палермо, цена этого была очень высокой — Мария-Каролина, в частности, отличалась безумной расточительностью и осыпала подарками кружок довольно сомнительных фаворитов и щедро раздавала деньги на беспрерывную кампанию, направленную на возврат контроля над Неаполем — к тому же при дворе и администрации господствовали неаполитанцы и французские эмигранты за счёт местного дворянства.