Наполеоновские войны - [228]

. На эти данные, как правило, ссылаются авторы обобщающих монографий и учебных пособий. Но последняя цифра не выдерживает никакой критики, так как в лучшем случае в этом документе указывались только финансовые средства, прошедшие через армейские структуры управления во время военных действий. Хорошо известно, что главнокомандующий во время войны наделялся почти неограниченным правом в расходовании финансовых средств любых учреждений, находившихся на театре военных действий, а также и то, что в 1812 – 1814 гг. на военные нужды использовались денежные средства как Военного и Морского министерств, так и других ведомств. Причем, это приблизительная и относительная сумма, не считая затрат на постойную, почтовую, подводную повинность, строительные работы, заготовку продовольствия, армейские реквизиции (расчет по полученным квитанциям начался после 1816 г. и в царствование Александра I не был закончен) и другие траты. При этом не брались во внимание расходы на ополчение, которые частично легли на плечи помещиков и губернских властей. Сюда необходимо добавить общую сумму пожертвований от населения (часто и полуофициально собирались в добровольно–принудительном порядке), которая составила около 100 млн рублей[663], а по подсчетам министра финансов Д. А. Гурьева – около 200 млн рублей[664]. Эта цифра сопоставима с годовым государственным бюджетом на военное ведомство, и благодаря этим пожертвованиям армия (в частности, в большей степени ополчение) могла как–то финансироваться во время военных действий. К этому необходимо прибавить, что в 1812 г. недоимки (несобранные подати) достигли рекордной суммы – 120 млн рублей, что свидетельствовало о кризисном состоянии финансов и государственного бюджета[665]. Да и в последующие годы положение оставалось не лучшим, правительство лишь было вынуждено списывать недоимки. Д. П. Журавский, который почти по горячим следам событий попытался сделать пробный подсчет военных средств, пришел к следующим неутешительным выводам: «Что могло стоить содержание этих огромных военных сил, определить весьма трудно, без положительных данных, которых вероятно, даже и не существует, по чрезвычайной запутанности счетов того времени, вследствие беспристанной убыли людей и множества военных случайностей»[666].

Еще труднее или почти невозможно подсчитать убытки, понесенные населением в результате боевых действий в губерниях, затронутых войной, от пожаров, разрушений, опустошений и разграблений в Москве, Смоленске, Полоцке, Риге, Малоярославце, Боровске и в других местах. Материальный ущерб был просто огромным и не поддавался исчислению. А. А. Корнилов, например, считал, что общая стоимость «всех материальных убытков и пожертвований населения за время войн 1812 – 1814 гг. не может быть определена с точностью, но она должна быть оценена по самым умеренным расчетам, конечно, не менее как в миллиард рублей, – сумма для того времени прямо колоссальная»[667]. На наш взгляд, эта цифра явно занижена и должна быть поднята на порядок, составив, таким образом, несколько миллиардов.

Необходимо учесть и резкое увеличение в эти годы прямых и косвенных налогов. Дефицит платежного баланса страны резко вырос, недостаток денег покрывался чрезмерным выпуском ассигнаций. За три года, по данным Я. И. Печерина и К. В. Сивкова, – свыше 191 млн рублей[668]. Министр финансов Д. А. Гурьев по этому поводу в откровенно мрачных тонах писал А. А. Аракчееву 10 сентября 1814 г.: «Мы касаемся до столь трудной развязки финансовых оборотов, что нельзя без ужаса подумать о последних месяцах сего года и чем они кончатся»[669].

Война оказала огромное воздействие и на хозяйственную жизнь России, следы которого исчезли не скоро. В результате неприятельского нашествия в 1812 г. были уничтожены центры сосредоточия фабричной промышленности в Москве и вокруг нее. Многие фабричные заведения, хотя напрямую и не пострадали, но оказались разоренными. Поэтому после 1812 г. стали возникать наряду со старыми центрами новые, – например, бумажное ткачество в районе г. Иванова. 1812 г., считал М. И. Туган–Барановский, «ускорил ту промышленную эволюцию, которая определялась общими условиями русского хозяйственного развития, – эволюцию, выражавшуюся в росте кустарной промышленности на счет фабричной, что было характерно для России первой половины прошлого века»[670]. Значительное время после войны наблюдался застой в торговле, что было связано с падением числа владельцев купеческого капитала. В 1810-х годах произошло сокращение оборотов русских ярмарок. Если говорить о разорении центральных губерний, то необходимо констатировать, что в первой половине ХIХ столетия больше всего пострадала русская деревня, вынесшая на своих плечах помимо всего прочего голод, эпидемии, тяжесть рекрутчины, реквизиции, рост налогового бремени, а также мародерство воюющих армий. Вследствие этого резко возросло нищенство в городах. Естественно, в крепостной деревне упадок и обнищание разоренных крестьянских хозяйств сказался и на благополучии русских помещиков, что способствовало росту прогрессивной задолженности дворянских имений. Война заставила многих помещиков раньше выходить в отставку, возвращаться в свои поместья и самим заниматься хозяйством – раньше это был удел специально назначаемых управляющих