Наполеон - [125]
Однако они не поняли его приказов. Когда он в спешке прибыл к Парижу, войска противника находились между ним и столицей. «Дайте мне четыре дня, — кричал он над своими картами, — и я их сокрушу. Сам Бог направляет их в мои руки».
Члены Совета не просто неправильно поняли его приказы, они им не подчинились. Ранее он дал недвусмысленное указание, что вместе с императрицей Совет, сенат и правительство должны также покинуть Париж. Это не было сделано. В результате одной ошибки дух сопротивления был сломлен, в результате другой союзники получили в неприкосновенности государственный аппарат. «Там, где меня нет, — в ярости говорил он по дороге к Парижу, — ничего, кроме глупости, не делается».
Однако сравнение с Астианактом и пылкая отцовская любовь сыграли свою роль. И это можно рассматривать как предупреждение сильным мира сего избегать классических сравнений и гипербол в тех случаях, когда необходима кристальная ясность.
Дальнейшие печальные события хорошо известны: замученные маршалы, предатель Мармон, безжалостные монархи, последние судорожные попытки сопротивления и два отречения от престола. Мария-Луиза продолжала делать то, что ей было велено, но как-то всё время оказывалась не там, где надо.
Третьего апреля он написал ей: «Дай понять своему отцу, что пришло время нам помочь».
Его надежды не оправдались. Из-за её отца им никогда более не суждено было жить вместе. Седьмого апреля полковник Галбуа привёз короткое печальное письмо от Наполеона и известие о его окончательном и безоговорочном отречении от престола.
«Прощай, моя милая Луиза. У меня сжимается сердце, когда я думаю о твоих страданиях. Всего тебе наилучшего.
Нап.».
На следующий день пришло другое письмо, более длинное и подробное, простое и трогательное:
«Россия хочет, чтобы я стал сувереном острова Эльба и жил там, а ты и твой сын владели бы Тосканой. Это позволило бы бывать со мной столько, сколько захочешь, а также жить в стране, подходящей для твоего здоровья. Но Шварценберг от имени твоего отца протестует против этого. Кажется, твой отец стал нашим самым заклятым врагом. Поэтому я не знаю, каково будет решение... Я бы покончил с этой жизнью, если бы не знал, что это удвоит твои страдания...
Прощай, моя милая Луиза. Мне тебя очень жаль. Напиши своему отцу и попроси его отдать тебе Тоскану. Мне вполне достаточно острова Эльба.
Прощай, мой друг. Поцелуй своего сына.
Нап.».
Мария-Луиза была тронута: намёк на самоубийство взволновал её, и как истинная жена, она была намерена сразу поехать к нему.
Супружеские порывы Марии-Луизы встретиться с мужем погасили с удивительной лёгкостью. Полковник Галбуа заметил, что поездка может оказаться небезопасной, хотя ей предоставят эскорт, что по дорогам шныряют отряды казаков. Мадам Монтебелло, имевшая на неё известное влияние и испытывавшая неприязнь к Наполеону, также высказывалась против поездки, мотивируя это тем, что она должна посоветоваться с отцом.
Мария Валевская не послушала бы никого из них.
Эта безуспешная попытка настоять на своём, возможно, внушила ей неприязнь к горячей корсиканской крови человека, за которого она вышла замуж. В конце концов, она: покинула двор Вены не для того, чтобы жить на маленьком острове, быть может, с неудобствами и в окружении грубых корсиканцев. Она ответила Наполеону, но не поехала к нему. Сообщают, что она также написала своему отцу и попросила себе убежища в Австрии, где хотела спокойно жить и воспитывать своего сына. «Своего сына». Но он был также сыном Наполеона. Казалось, теперь уже это ни для кого ничего не значило.
Но ей пока не суждено было обрести покой. Русский царь с большей теплотой относился к Наполеону как к человеку, чем император Австрии — к своему зятю. Царь приехал в Париж на белой лошади, которую ему подарил Наполеон. Это было странной, но хорошо продуманной любезностью. Он хотел взять на себя заботу о судьбе жены и ребёнка низвергнутого императора и послал графа Шувалова сопровождать императрицу до Орлеана, что находился в шестидесяти милях, а затем до Фонтенбло — это ещё пятьдесят миль. Обнадеженная этим Мария-Луиза была готова выполнить свой долг и написала отцу, что уезжает в Фонтенбло «завтра».
Она отъехала в Орлеан девятого числа в окружении свиты Бонапартов и лошадей. Казаки ограбили те экипажи, которые двигались в конце процессии, но Шувалов проследил за тем, чтобы всё вернули.
