Наполеон. Голос с острова Святой Елены - [239]

Наполеон

Эта декларация, как мне сообщили, была вызвана следующим обстоятельством: в то время, пока болел граф Монтолон, сэр Хадсон Лоу, искусный в выдумках новых придирок, отказался вести переписку с графом Бертраном и захотел настоять на прямой переписке с императором, используя для этого визиты к императору одного из своих офицеров дважды в день или просто направляя императору письма. В течение нескольких дней он посылал в Лонгвуд сэра Томаса Рида или другого своего штабного офицера. Они входили в дом, подходили к внешней двери апартаментов Наполеона и несколько раз беспрерывно стучали по ней, восклицая: «Выходите, Наполеон Бонапарт!» — «Мы хотим Наполеона Бонапарта!» и т. д., заканчивая эту сцену непрошеного возмутительного поведения тем, что после своих визитов оставляли пакеты с письмами, адресованными «Наполеону Буонапарте», написанными в обычном стиле «Колониального дома».

Следующая выдержка из официального письма, направленного мною лордам адмиралтейства 28 октября 1818 года, содержит заявление об имевших место притеснениях в отношении Наполеона, и объясняет, что фатальное событие, которое произошло на острове Святой Елены, было мною абсолютно точно предсказано министрам его величества, возможно, достаточно своевременно для того, чтобы предотвратить его, если бы министры надлежащим образом подумали об изменении своего отношения к этой выдающейся личности.

Джону Вилсону Крокеру, эсквайру,

секретарю Адмиралтейства

Я считаю своим долгом заявить, будучи последним врачом Наполеона, что, принимая во внимание болезнь печени, которой он поражён, резкое обострение у него этой болезни, а также раздумывая над проблемой необычайно высокой смертности, вызванной этой болезнью на острове Святой Елены (столь наглядно продемонстрированной количеством смертных случаев в 66-м пехотном полку, дислоцированном на острове, в гарнизоне острова Святой Елены, на военно-морской эскадре, обслуживающей остров, и особенно на корабле его величества «Завоеватель», потерявшем одну шестую часть своего экипажа, из которых почти половина умерла в течение последних восьми месяцев), что я придерживаюсь той точки зрения, что жизнь Наполеона Бонапарта будет находиться в опасности в случае дальнейшего проживания в условиях такого климата, который свойственен острову Святой Елены, особенно если его проживание на этом острове будет усугубляться нарушением его покоя и намеренным отрицательным воздействием на его нервную систему, которым он подвергается и которые, в силу его природного характера, расстраивают его здоровье.

Барри Э. О’Мира, врач,

военно-морские силы Великобритании

Следующее яркое описание поездки из Джеймстауна в Лонгвуд, а также некоторых специфических черт острова было дано сразу же под влиянием первых впечатлений одной дамой, которая потом довольно долго жила на острове.

Остров Святой Елены, ноябрь, 1815

Остров Святой Елены — это далеко не то место, где поездка доставит вам удовольствие. Такие ужасные дороги, такие ужасные горы, такие ужасные пропасти. Меня уверяли, что проехать придётся каких-то миль пять, но я уверена, что мне пришлось проехать все пятнадцать. За одной горой тут же следовала другая, но только ещё выше. Скалы громоздились одна на другую: я поистине верила, что оказалась в объятиях облаков. Но вот уж в чём я была абсолютно уверена, так это в том, что мне пришлось побывать один за другим в трёх различных климатах. После того как я выехала из города и всё то время, пока я добиралась до коттеджа «Браейрс», палящий зной солнца буквально сжёг кожу на моём лице и покрыл волдырями мои губы. Воздух был настолько удушлив, что я была на грани обморока.

Затем, когда я добралась до «Дома тревоги», проехав от коттеджа «Брайерс» всего лишь полторы мили, штормовой порыв холодного ветра сорвал с моей головы шляпу куда-то в глубь «Дьявольской Чашеобразной Впадины». Я вся сжалась от ожидания, что и я и моя лошадь последуют за шляпой, так как бедное животное едва стояло на ногах. Кое-как доехав до «Ворот Хата», одолев примерно три четверти мили от места потери шляпы, я обнаружила, что климат снова изменился, когда густой туман, стремительно опустившийся с пика Дианы, окутал меня с ног до головы и поверг на какое-то время в кромешную тьму. Неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, этот плотный туман рассеялся, и моим глазам предстал очаровательный вид гряды зелёных гор, нависших над цветущей долиной. Я едва успела порадоваться прекрасной картине, созданной природой, как на меня хлынул проливной дождь, и пока я добиралась до ворот Лонгвуда, я успела промокнуть до нитки. Сначала я подумала, что мне несколько не повезло с погодой, но когда я спросила помогавшего мне слугу (коренного жителя острова), обычны ли здесь такие странные изменения погоды, он с удивлением посмотрел на меня и ответил, что «он ничего странного в погоде не видит, так как в этих местах[88] погода всегда такая».

По пути в Лонгвуд моему взору предстало такое обширное разнообразие экстравагантной смеси представителей разных национальностей, рас и национальной одежды, какое, я полагаю, нельзя встретить ни в одном другом месте земного шара, столь ограниченном по размерам, как остров Святой Елены. Вскоре после того как я выехала из города, я догнала группу китайцев с тележками, нагруженными багажом офицеров 53-го пехотного полка. Китайцы тащили эти тележки вверх по склону горы в лагерь полка. Трудно было представить себе более ужасное зрелище, чем вид этих несчастных, тащивших в гору тележки с поклажей невероятных размеров; но они выполняли очень полезную работу, выступая одновременно и в роли лошадей, и в роли людей. Уже подъезжая к «Дому тревоги», я встретила небольшую группу чернокожих рабов. Эти бедняги несли на своих головах такой тяжелый груз дерева, что я не могла не содрогнуться; я напряжённо ждала, что они вот-вот упадут под своей непомерной ношей, но, к моему удивлению, они спускались вдоль почти перпендикулярной тропинки скалы с такой легкостью и так проворно, словно на головах они несли пучки птичьих перьев.