Наполеон. Годы величия - [50]

Император закупил несколько часов у Брегета и Меньера, причем очень простых, с репетиром, без украшений и без рисунков. Их верх был из стекла, а задняя крышка из золота. Г-н Лас-Каз говорит о часах с двойной золотой крышкой с вензелем «Б», с которыми император никогда не расставался. Я никогда ничего подобного не видел, хотя хранил все его драгоценности и даже в течение нескольких дней оберегал бриллианты для короны.

Император часто разбивал часы, бросая их наугад на какой-нибудь предмет мебели в спальне. У него было два будильника от Меньера, один в карете, а другой у изголовья постели, его он прикреплял маленьким зеленым шелковым шнуром, а также был и третий будильник, но он был очень старым и изношенным до такой степени, что не мог работать; третий будильник принадлежал прусскому королю Фридриху Великому и был привезен из Берлина.

Шпаги Наполеона

Шпаги его величества были очень простыми, с золотой оправой и совой на рукоятке.

У императора были две шпаги, подобные той, которую он носил в день битвы при Аустерлице. Одна из этих шпаг была отдана императору Александру, другая — принцу Евгению в 1814 году. Та шпага, которую император носил в Аустерлице, и на которой он впоследствии выгравировал название и дату той знаменательной битвы, должна была быть вставлена в колонну на Вандомской плошали, но его величество продолжал держать ее у себя, я думаю, и тогда, когда он находился на острове Святой Елены.

У него также было несколько сабель, которые он носил во время своих первых кампаний и на которых были выгравированы названия битв. Они были розданы различным офицерам.

Поездки императора

Когда император собирался покинуть столицу, чтобы присоединиться к армии, или ради простой поездки по департаментам, мы никогда не знали о точном времени его отъезда. Необходимо было заранее выслать на различные дороги полный комплект предметов для обслуживания спальной комнаты, кухни и конюшен; эти веши иногда поджидали нас и три недели, и даже целый месяц, а когда его величество в конце концов отправлялся в путь, то выяснялось, что все подготовленное и поджидавшее его на дороге не потребуется и поэтому подлежит возвращению. Мне часто приходила в голову мысль, что император действовал подобным образом для того, чтобы ввести в заблуждение тех, кто шпионил за ним, и тем самым расстроить их планы.

Никто не мог выяснить у него, в какой именно день он собирается выехать, и поэтому жизнь протекала, как обычно. После концерта, спектакля или после какого-нибудь развлекательного мероприятия, собиравшего большое количество людей, его величество просто мог сказать, покидая зал: «Я выеду в два часа!» Иногда время отъезда было более ранним, иногда более поздним; но он всегда начинал свое путешествие в назначенный час. Приказ немедленно оглашался каждым главой отдельных служб обслуживающего персонала; и все были готовы к назначенному времени, хотя замок оставался в невероятном беспорядке.

Где бы его величество ни находил приют во время поездки, он, перед тем как продолжить путь, расплачивался за все свои расходы и расходы обслуживающего персонала, а хозяевам, оказавшим ему гостеприимство, делал подарки, не оставляя при этом без вознаграждения и их слуг.

Когда и где бы император ни останавливался на постой, всегда, и ночью, и днем, назначались дежурные, паж и адъютант, пристраивающиеся снаружи на расстеленной мешковине. Во время поездок императора с ним всегда были квартирмейстер и старший конюх, постоянно находившиеся поблизости в прихожей и обязанные, в случае необходимости, немедленно вызвать экипаж, который они всегда держали в полной готовности. Эти двое сопровождающих императора менялись каждые два часа, подобно часовым на посту.

Лошади императора

Император садился верхом на лошадь очень неизящно, и я думаю, что он бы никогда не чувствовал себя на ней в полной безопасности, если бы в его распоряжение не доставляли только тех лошадей, которые были уже безупречно натренированы; но во избежание худшего принимались все меры предосторожности, и лошади, предназначенные для императора, должны были выдержать жестокое испытание, прежде чем добиться чести носить его на себе. Их тренировали выдерживать, не шелохнувшись, самые различные мучения, удары хлыстом по голове и ушам, барабанный бой и стрельбу из пистолетов, размахивание флагами перед глазами; к их ногам бросали тяжелые предметы, иногда даже овцу или свинью. От лошади требовалось, чтобы в момент самого быстрого галопа (а других император не любил) Наполеон смог бы на полном скаку неожиданно ее остановить. Вообще в распоряжении его величества были только натренированные до невероятного совершенства животные. Г-н Жарден, старший конюший его величества, справлялся со своими трудоемкими обязанностями с исключительным мастерством и ловкостью. Император также требовал, причем настоятельно, чтобы его лошади были очень красивыми животными, и в последние годы своего правления он ездил только на арабских лошадях.

Среди этих благородных животных было несколько, к которым император особенно привязался, среди них — лошадь по кличке Стирия, на которой он пересек Сен-Бернар и руководил битвой при Маренго. После последней кампании ему хотелось, чтобы его любимая лошадь закончила свои дни в обстановке роскошного отдыха, поскольку и битва при Маренго, и переход через великий Сен-Бернар сами по себе означали завершение отличной карьеры. Многие годы император ездил на арабской лошади, обладавшей исключительной сообразительностью, что доставляло ему громадное удовольствие. В течение того времени, пока лошадь поджидала своего наездника, было очень трудно заметить в ней какие-либо признаки изящества, но как только она слышала барабанную дробь, извещавшую о присутствии его величества, тут же необычайно гордо вскидывала голову, встряхивала гривой и нетерпеливо била копытами по земле. И пока император не садился на нее, она являла собой такое редкое зрелище великолепного животного, какое едва ли можно было вообразить.