Наполеон. Годы изгнания - [218]

Шрифт
Интервал

В ночь с 28 на 29 апреля император не смог заснуть; он объяснял свое состояние бессонницы тем, что сменил комнаты для сна. Когда я пришел к нему в 3 часа утра, я увидел, что граф де Монтолон пишет под его диктовку, и собирался уже уйти, когда император сказал, чтобы я остался: «Монтолон, сын мой, пойдите и отдохните, вы нуждаетесь в этом, а я продолжу работу с Маршаном». Я занял место г-на де Монтолона, и император сказал мне, чтобы я озаглавил работу, которую он диктовал, как «Вторые раздумья». В течение часа и тридцати минут он подробно диктовал свои мысли на тему об организации национальной гвардии, чтобы защитить территорию Франции, о чьем благополучии и величии он всегда думал. Когда он закончил диктовать, то сказал мне, чтобы я аккуратно все переписал и приложил этот письменный материал к тому, что он уже продиктовал графу де Монтолону, который продолжал стоять у кровати императора. Император сказал мне: «Я чувствовал себя таким слабым вчера, и мне так хорошо сегодня, что я ощущаю силы для того, чтобы поездить верхом на коне».

Когда наступил рассвет, я раскрыл ставни. Поскольку ночью он сменил кровати, а сейчас солнечный свет больно резал его глаза, то он попросил вернуть его обратно в свою прежнюю спальню, что он и сделал с большим трудом, опираясь на Сен-Дени и на меня. Природа наградила его последними силами, продиктованные им две рукописи были его лебединой песнью. К большому сожалению, эти рукописи были потеряны.

Граф де Монтолон вернулся около И часов утра. Император жаловался на небольшую слабость, но все же хотел добавить к своему завещанию восьмое дополнительное распоряжение. После нескольких строчек силы покинули его. «Бедный Наполеон», — произнес император, и поскольку он оказался не в состоянии продолжать сидеть в постели, то склонил голову на подушку. Незаконченное дополнительное распоряжение к завещанию сформулировано следующим образом:

С больным телом, но в здравом рассудке, я собственноручно пишу восьмое дополнительное распоряжение к моему завещанию:

1. Я назначаю моими душеприказчиками г-д Бертрана, Монтолона и Маршана, а графа Лас-Каза или его сына моим казначеем.

2. Я прошу Марию Луизу взять в свое услужение Антоммарки и выплачивать ему пенсию в размере 6000 франков, которые я завещаю ему.

Император, почувствовав себя лучше, после минутной слабости сказал генералу де Монтолону: «Сын мой, идите и подышите свежим воздухом, вам это надо. Перед тем как уйти, генерал отвел меня в сторону и вручил мне черновики двух писем, написанных им по поручению императора: одно для г-на Лаффитта, а другое для г-на де Ла Бульери. Он попросил меня переписать их, с тем чтобы он мог представить их императору на подпись. Генерал опасался, что, если он не подпишет их сегодня, то, возможно, он не будет в состоянии сделать это завтра. Император заснул, и, оставив с ним Сен-Дени, я отправился в библиотеку, чтобы переписать следующих два письма.

Г-н Лаффитт!

В 1815 году, в то время, когда я покидал Париж, я передал вам сумму, близкую к шести миллионам, за которые вы вручили мне расписку в двух экземплярах. Я уполномочиваю графа де Монтолона представить вам вторую расписку, с тем чтобы вы могли вручить ему указанную сумму после моей смерти с процентной ставкой в размере 5 % начиная с 1 июля 1815 года; после выплаты платежей, совершенных вами в соответствии с полученными от меня указаниями. Я хочу, чтобы ликвидация моего счета была осуществлена в результате обоюдного соглашения между вами и графом де Монтолоном, графом Бертраном и г-ном Маршаном. Как только ликвидация этого счета будет завершена, я настоящим уполномочиваю вас полностью выплатить указанную сумму.

Я также передал вам коробку с моими медалями; и я прошу вас вручить эту коробку с медалями графу де Монтолону.

Я молюсь Богу, чтобы он продолжал хранить вас.

Лонгвуд, остров Святой Елены, 25 апреля 1821 года.

Наполеон.


Барон де Ла Бульери, казначей моего личного имущества, я предписываю, чтобы вы предоставили отчетность о моем личном имуществе и о его размере графу де Монтолону после моей смерти, которого я уполномочиваю быть исполнителем моего завещания.

Я молюсь Богу, барон де Ла Бульери, чтобы он продолжал хранить вас.

Лонгвуд, 25 апреля 1821 года.

Наполеон.

Когда я переписывал эти письма, меня удивило, что в одном из них в отношения меня было использовано обращение «господин», хотя граф де Монтолон хорошо знал о том, что император удостоил меня чести, присвоив мне титул графа в подготовленном им завещании. Граф де Монтолон сам говорил мне об этом до того, как император подписал завещание. В эти решающие минуты, когда смерть была на пороге, чтобы забрать того, кто был велик и добр ко мне, моя душа была далека от тщеславия. Когда граф вернулся, я молча вручил ему оба письма, которые он дал мне переписать. Единственное, что я сделал, это датировал их 25-м апреля, хотя на самом деле это происходило 29 апреля.

Если я рассуждаю об этих двух письмах, то только потому, что граф де Монтолон в своих двух книгах, опубликованных на острове Святой Елены, — где память часто подводит его, — пишет, что эти письма были продиктованы мне самим императором. Это не соответствует истине


Рекомендуем почитать
Черчилль и Оруэлл: Битва за свободу

На материале биографий Уинстона Черчилля и Джорджа Оруэлла автор показывает, что два этих непохожих друг на друга человека больше других своих современников повлияли на идеологическое устройство послевоенного западного общества. Их оружием было слово, а их книги и выступления и сегодня оказывают огромное влияние на миллионы людей. Сосредоточившись на самом плодотворном отрезке их жизней – 1930х–1940-х годах, Томас Рикс не только рисует точные психологические портреты своих героев, но и воссоздает картину жизни Британской империи того периода во всем ее блеске и нищете – с колониальными устремлениями и классовыми противоречиями, фатальной политикой умиротворения и увлечением фашизмом со стороны правящей элиты.


Вместе с Джанис

Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.


Марк Болан

За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.


Рок–роуди. За кулисами и не только

Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.


Алиби для великой певицы

Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.


На берегах утопий. Разговоры о театре

Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.


Пушкин. Частная жизнь. 1811—1820

В этой книге все, поэзия в том числе, рассматривается через призму частной жизни Пушкина и всей нашей истории; при этом автор отвергает заскорузлые схемы официального пушкиноведения и в то же время максимально придерживается исторических реалий. Касаться только духовных проблем бытия — всегда было в традициях русской литературы, а плоть, такая же первичная составляющая человеческой природы, только подразумевалась.В этой книге очень много плотского — никогда прежде не был столь подробно описан сильнейший эротизм Пушкина, мощнейший двигатель его поэтического дарования.


Я диктую

В сборник вошли избранные страницы устных мемуаров Жоржа Сименона (р. 1903 г.). Печатается по изданию Пресс де ла Сите, 1975–1981. Книга познакомит читателя с почти неизвестными у нас сторонами мастерства Сименона, блестящего рассказчика и яркого публициста.


Прощание славянки

В сборник «Прощание славянки» вошли книги «По ту сторону отчаяния», «Над пропастью во лжи», публикации из газеты «Новый взгляд», материалы дела и речи из зала суда, а также диалоги В.Новодворской с К.Боровым о современной России.


И возвращается ветер...

Автобиографическая книга знаменитого диссидента Владимира Буковского «И возвращается ветер…», переведенная на десятки языков, посвящена опыту сопротивления советскому тоталитаризму. В этом авантюрном романе с лирическими отступлениями рассказывается о двенадцати годах, проведенных автором в тюрьмах и лагерях, о подпольных политических объединениях и открытых акциях протеста, о поэтических чтениях у памятника Маяковскому и демонстрациях в защиту осужденных, о слежке и конспирации, о психологии человека, живущего в тоталитарном государстве, — о том, как быть свободным человеком в несвободной стране. Ученый, писатель и общественный деятель Владимир Буковский провел в спецбольницах, тюрьмах и лагерях больше десяти лет.