Наполеон. Годы изгнания - [211]

Отпустив докторов, император задержал у себя графа Бертрана. В тот же вечер мы узнали, что губернатор запретил, чтобы книги вывозили с территории Лонгвуда, но офицеры британского полка, информированные о любезности императора, передали ему свою благодарность; и после его кончины потребовали, чтобы губернатор вернул им книги.

Когда я вернулся в Европу, то с изумлением прочитал в книге д-ра Антоммарки на 94-й странице второго тома, посвященного событиям на острове Святой Елены, что император, похвалив Мальборо и передав д-ру Арнотту книгу о кампаниях этого генерала в качестве подарка для полка д-ра Арнотта, стал подшучивать над Мальборо и спел первый куплет песни, сочиненной об этом генерале.

С тем, что д-р Антоммарки, присутствовавший во время вручения подарка д-ру Арнотту, не смог сдержать смех, вызванный песнью, которой его укачивали, когда он был ребенком, — а именно так заявил д-р Антоммарки, — я не стану спорить. Но он был совершенно неправ, приведя в своей книге выдуманный анекдот, подвергающий насмешке благородные причины, в силу которых 20-й полк получил от императора любезный подарок. Д-ру Антоммарки было бы лучше помолчать, тогда бы я, конечно, не стал обнародовать причину того строгого и негодующего взгляда, который заслужил смех д-ра Антоммарки.

У д-ра Антоммарки был легкомысленный характер, хотя он и был неплохим человеком. Его чувство юмора, склонного к высмеиванию других, привело к тому, что император несколько раз делал ему замечания. Последний ставил под сомнение профессиональные способности доктора. Мне потребовалось всего лишь несколько дней после приезда д-ра Антоммарки, чтобы судить если не о его знаниях, то, по крайней мере, о его характере. Никогда в своей жизни не приближавшийся к обществу знаменитых и могущественных личностей, таких, как император, д-р Антоммарки был далек от той среды, куда он вдруг попал. Когда он приехал, то часто обсуждал со мной состояние здоровья императора, а я пытался предупреждать его поступки, в результате которых император мог составить отрицательное мнение о нем. «Будь более серьезным, когда находишься в обществе императора, — говорил я ему, — и отвечай на вопросы, касающиеся тебя лично; и когда говоришь о графе де Монтолоне и о гофмаршале, воздерживайся от того, чтобы называть их «Бертраном» и «Монтолоном»; это император обращается к ним подобным образом, но ты не должен позволять себе поступать точно так же». Он поблагодарил меня и последовал моему совету; возможно, он даже решил, что сам император просил меня сказать ему об этом, что не соответствовало действительности. Священники, с другой стороны, вели себя очень уважительно и всегда пользовались титулом «граф» или «превосходительство», когда обращались к графу Бертрану и к генералу де Монтолону.

16 апреля ночью ноги императора можно было поддерживать теплыми только с помощью нагретых полотенец. Когда доложили о приходе д-ра Антоммарки, император резким тоном сделал ему выговор за его легкомысленное и неуместное поведение накануне. Доктор пытался оправдаться тем, что внезапно вспомнил песню, которой его убаюкивали перед сном, когда он был ребенком; отпустив доктора, император вызвал к себе графа де Монтолона. Он оставался с графом до 3 часов дня. В течение этого времени я заходил в комнату только для того, чтобы поддерживать голову императора, когда дважды подряд у него был приступ рвоты, а также для того, чтобы обернуть его ноги нагретыми полотенцами. Император распорядился, чтобы я дал ему вина, оставшегося после отъезда Лас-Каза. Я взял на себя смелость выразить опасение о последствиях, которые может вызвать это вино.

Граф также считал, вино не пойдет ему на пользу. Император все же настоял на том, чтобы ему дали бокал вина, в которое он макал печенье. Он также возобновил свою письменную работу, заявив графу де Монтолону: «Сын мой, настало время, когда я должен завершить это, я это чувствую». Усевшись на постели, император одной рукой держал дощечку, а другой писал на дощечке; граф де Монтолон, стоявший радом с постелью, держал чернильницу.

Когда с докторами пришел гофмаршал, император ничего не сказал им о том, чем он занимался, но почувствовал сильную тошноту и тогда сообщил д-ру Антоммарки, что, для того, чтобы набраться сил, он немного выпил констанского вина с печеньем. Доктор ответил, что это равносильно тому, как если бы плеснуть масло в огонь. Император затем спросил д-ра Антоммарки, какие у него шансы; доктор ответил, что шансы у императора очень хорошие и его положение не безнадежное. «Доктор, ты не говоришь мне правду, — ответил император, — ты поступаешь неправильно, стараясь скрыть от меня мое истинное состояние здоровья, а я знаю, каково оно. Приходилось ли тебе слышать о Корвисаре или о Ларрее? Больше о последнем, чем о первом? Какое внимание Ларрей уделял своим пациентам и в Египте, и во время нашего похода через пустыню, а также в Европе! Его всегда можно было видеть следовавшим то в конец одной колонны, то другой, чтобы предложить свои врачебные услуги; какой это человек! Каким храбрым и благородным человеком был Ларрей! Я проникся к нему уважением, которое никогда не подвергнется сомнению; если бы армии пришлось воздвигнуть памятную колонну, олицетворяющую благодарность, то Ларрей заслуживает того, чтобы служить в качестве ее оригинала».