Напиши мне про любовь - [4]

Ответить на это, в общем-то, было нечего, и стюардесса с неуверенной улыбкой ретировалась, прижимая к груди книжки, Устроившись поудобнее, Жаклин извлекла из глубин своей сумки экземпляр «На руинах любви» — в надежде, что строгий стиль этого произведения поможет ей избавиться от пресыщения страстью. Однако, когда пилот объявил посадку, в глазах Жаклин появился лихорадочный блеск. Похоже, конференция обещает немало интересного. Скорей бы уж!

3

Пока автобус с авиапассажирами толкался в гуще транспортного потока, Жаклин смотрела в окно, испытывая прилив ностальгии. Уже три года, как она покинула Нью-Йорк ради пасторальных красот сердца Америки. Принять такое решение ее побудили вполне веские основания: во-первых, представлялась возможность сменить дряхлую директрису библиотеки в Колдуотере (правда, та по-прежнему не собиралась на пенсию, вопреки всем предсказаниям); во-вторых, Нью-Йорк — город жуткой дороговизны; и, в-третьих, хотелось поселиться подальше от любимых отпрысков, которые, уже взрослые и теоретически самостоятельные, слишком часто проявляли дотошный интерес к личной жизни родительницы, а также содержимому ее кошелька и холодильника. Детки нередко навещали «мамулю», почти всегда в компании лиц противоположного пола, и Жаклин улавливала зловещие признаки того, что вот-вот станет бабушкой. А когда эти предзнаменования воплотятся в жизнь — в чем не приходилось сомневаться, — она предпочитала находиться за тысячу миль. Никаких яростных возражений по поводу статуса бабушки как такового или младенцев вообще у Жаклин не было; тем не менее приличное расстояние виделось ей разумной предосторожностью — ведь будет чертовски обидно, если все это свалится на нее прежде, чем она успеет унести ноги. Однако теперь чувствовала, что вернулась на свою духовную родину.

Автобус выгрузил большую часть пассажиров на Центральном вокзале. Вдохнув приличную дозу угарного газа, Жаклин подхватила чемодан и зашагала по улице. Близился полдень, и она отлично знала, что в этот час поймать в Нью-Йорке такси практически невозможно. И потом, ее отель находился на Пятьдесят третьей улице, всего в пятнадцати минутах ходьбы от вокзала.

К тому времени, когда Жаклин добралась до Пятой авеню, она уже вновь обрела повадки жителя большого города: ловко протискивалась сквозь бреши в толпе и перебегала улицы на красный свет. Излишне говорить, что это искусство требует предельной сосредоточенности и служит признаком, отличающим жителей Манхэттена от туристов. Последние обычно растерянно жмутся к стенам, пытаясь укрыться от обезумевшей толпы. Жаклин обуревал соблазн полюбоваться витринами, особенно книжных магазинов, — единственный торговый ряд Колдуотера не баловал разнообразием. Но она устояла. Времени только-только хватало на то, чтобы зарегистрироваться в отеле и переодеться перед торжественным открытием конференции — официальным обедом, на котором будет представлена «таинственная почетная гостья».

Забронировать номер в отеле «Харрисон», где проводилась конференция, Жаклин не удалось, но ее гостиница располагалась прямо напротив. А кроме того, здесь предлагался «специальный сезонный» тариф со значительной скидкой. Обстановка гостиничного номера напоминала убранство стандартного американского мотеля: две двуспальные кровати; протертое ковровое покрытие на полу и прикроватная лампа, намертво закрепленная в таком месте, что читать в постели можно было, лишь вывернув шею и скосив глаза. Вид с тридцать пятого этажа открывался на зеленеющий Центральный парк и верхушки небоскребов. Парк оставил Жаклин равнодушной — деревьями и травкой она была сыта по горло, — но высотные здания с таившимися внутри чудесами вызвали у нее прилив нежности: ведь так долго она была лишена этих чудес. «Сакс», «Олтман», «Лорд», «Тейлор»... Не сказать, чтоб ей было по карману отовариваться в этих шикарных магазинах, но даже просто поглазеть на витрины — огромное удовольствие после бутиков Колдуотера, торгующих уцененными товарами. А музеи! Кстати, в Метрополитен-музее открыты новые Египетские галереи, а в Залах костюма проводится любопытная, как она слышала, выставка. Но не музеями едиными жив человек, а у Жаклин были весьма эклектичные вкусы. Надо непременно разыскать старых друзей и проконсультироваться по поводу ночных клубов, кафе и бистро, ибо мода в этих областях менялась стремительно, и Жаклин допускала, что ее излюбленные забегаловки вполне могли кануть в небытие. Даже тот очаровательный бар для геев на Семьдесят девятой, где у нее было столько знакомых.

Жаклин вздохнула, отвернулась от окна и принялась разбирать вещи. Еще в самолете, где-то на середине «Раба страсти», она заподозрила, что ее туалеты не соответствуют духу конференции. В чемодане не было ни одной прозрачной блузки, ни юбок с игривыми рюшечками — впрочем, их у нее вообще не было. Ладно, этой проблемой можно будет заняться позже, а сейчас сойдет и строгий полотняный костюм. Жаклин оглядела себя в зеркале, решительно расстегнула на блузке две верхние пуговки и взбила волосы романтическим ворохом. Так-то лучше. Теперь осталось взять сумочку и...