Напиши мне про любовь - [5]

Последнее было не так просто, как кажется. Хотя Жаклин утверждала, что ее сумки не больше, чем у других женщин, они были несомненно объемистее тех, что предпочитало большинство дам. А еще у них была странная особенность — разбухать как на дрожжах, и никто, включая саму Жаклин, не знал доподлинно, что же лежит внутри. Студенты Колдуотер-колледжа взирали на сумки Жаклин с суеверным трепетом — с того самого дня, когда на вручении дипломов она извлекла из таинственных глубин зонтик, непромокаемый плащ и пару резиновых сапог. Само по себе это, может, и не было бы столь удивительно, если бы не метеопрогноз, суливший ясную погоду без осадков. Церемония вручения проходила на открытом воздухе, и, когда хляби небесные разверзлись, Жаклин единственная из всех участников не промокла.

Помимо прочих достоинств, сумка с успехом могла сойти за оружие или же таран. Последнее свойство очень пригодилось Жаклин, когда, выйдя из отеля, она очутилась в гуще толпы, наводнившей тротуар. На Шестой авеню транспортная пробка тянулась на несколько кварталов и галдеж стоял невообразимый.

Когда Жаклин добралась до перекрестка, загорелся зеленый свет и раздосадованные водители с новыми силами принялись выражать недовольство: клаксоны гудели, голоса все яростнее выкрикивали непечатные фразы. Какое-то такси задело бампер ехавшей впереди машины; пожилая женщина, сидевшая за рулем, высунула из окошка искаженное злобой лицо и что-то выкрикнула. Слов ее Жаклин не расслышала — в отличие от шофера такси, который ответил в том же тоне, но по-испански. Жаклин мысленно взяла себе на заметку несколько слов, коих прежде не слышала.

Перекресток заблокировали два автомобиля весьма необычной наружности. Оба были с откидным верхом, что теперь не так-то часто увидишь на дорогах Америки. И оба ядовито-розового цвета.

За рулем первого авто сидел, несомненно, уроженец Нью-Йорка: нимало не смущенный сыпавшимися со всех сторон оскорблениями, он со скучающим, отстраненным видом невозмутимо смотрел прямо перед собой, и ухом не ведя. Пассажиры были не столь хладнокровны. Одна дама сползла с сиденья, так что виднелась только копна светло-медных волос. Ее соседка неопределенного возраста, напротив, сидела прямо, словно аршин проглотила. Красотой она от природы не страдала, а сочетание морковной шевелюры и багрового румянца с розовой шляпкой, розовым платьем и розовыми же перчатками производило жутковатое впечатление.

А вот третий пассажир... Жаклин даже привстала на цыпочки, чтобы лучше видеть. В этот момент молодой человек поднялся, продемонстрировав свой наряд во всем великолепии: белая рубашка, расстегнутая до пупа; облегающие черные брюки; красный атласный пояс-шарф и черная накидка с алой подкладкой. Полы накидки распахнулись, когда молодой человек вскинул руки, приветствуя зевак, — те ответили нестройным воем. Одни из зрителей засмеялись, другие нахмурились, а водители такси дружно выругались. Слева от Жаклин кто-то охнул и что-то невнятно пробормотал. Она разобрала только слово «классный».

Жаклин обернулась. Девица невысокого росточка старательно вытягивала шею. Поймав взгляд Жаклин, она хихикнула и повела плечами.

— Кто это? — одними губами спросила Жаклин.

— А бог его знает! Но до чего же хорош! Наверняка из этих, писателей. — Девица ткнула пальцем в гостиницу на противоположной стороне улицы.

— Ах да! — с воодушевлением подхватила Жаклин. — Настоящий Зорро, Робин Гуд и Дон Жуан в одном лице. Что ни говори, не перевелись еще романтики. Да и романисты.

— Что-что?

— М-да, и правда красавец! — весело заключила Жаклин.

Солнечные лучи поигрывали на пушистой темной поросли, выставленной напоказ в расстегнутой рубашке молодого человека. Автомобиль резко тронулся с места. От неожиданности молодой человек довольно неуклюже плюхнулся на сиденье, но тут же расцвел в широкой улыбке.

Жаклин сочла за благо тоже продолжить путь. Если пассажиры розовых автомобилей и есть те самые почетные гости, мероприятие, вероятно, начнется с опозданием, но все равно стоит занять местечко получше. Лавируя между застывшими автомобилями, она пересекла Шестую авеню, но перед входом в отель задержалась, чтобы еще разок оглянуться на странную процессию. Теперь ей был хорошо виден второй автомобиль — старинный «кадиллак» с откидным верхом. Его владелец, вероятно принадлежавший к элитным кругам коллекционеров старинных авто, пришел бы в ужас от нынешнего вида своего детища. «Кадиллак» нарядили словно на карнавал: от радиаторной решетки до заднего бампера машина была задрапирована белыми кружевами. На капоте красовался золоченый купидончик. К боковой дверце кто-то прицепил, будто родовой герб, картинку: парочка золотых сердечек, увенчанных короной, в окружении омерзительно жирненьких ангелочков.

На заднем сиденье было трое пассажиров: лысеющий мужчина средних лет с безразличным и непроницаемым лицом; рядом сидела седая дама, смахивающая на провинциальную домохозяйку, и...

Строго говоря, у каждого свое представление о красоте — словом, это дело вкуса. Истинная красота ценнее алмазов и впечатляет гораздо сильнее. Среди красоток экрана и сцены лишь единицы по праву носят это звание: грим, хитрости освещения и прежде всего гипнотический дар пресс-агентов и рекламных фирм создают дутый образ, не имеющий ничего общего с красотой в общепринятом смысле.