Джин так никогда и не забыла свою первую встречу с Жаклин Кирби. Еще долгие годы, вспоминая, как это было, Джин краснела до корней волос. И действительно, знакомство, начавшееся с нападения и чуть ли не оскорбления действием, пусть и без злого умысла, трудно назвать благопристойным.
Конечно, кое-какие оправдания у Джин были. Все то утро она работала в институтской библиотеке, или, по крайней мере, заставляла себя работать. Но ее постоянно что-то отвлекало. Во-первых — городской шум, автомобильные гудки, доносящиеся из-за стен, уставленных пыльными стеллажами с книгами. Все восхищаются Парижем в апреле, но май в Риме так обворожителен, что не даст углубиться в занятия даже самому усердному студенту. Город Микеланджело и dolce vita[1], столица папства и цезарей — все это, смотря по тому, что вас интересует, вы найдете в разных уголках Рима. Аспирантская стипендия, которую Джин получила в одном из самых известных в мире институтов искусств и археологии, не могла в то погожее весеннее утро заслонить для нее Рим, а голос долга никак не мог сравниться с воском, которым Улисс затыкал себе уши, чтобы не слышать пения сирен.
Другим отвлекающим фактором был Майкл, и хотя он не производил на нее столь ошеломляющего впечатления, как этот город, зато он все время был рядом. Майклу тоже надлежало работать, но чувством долга он пренебрегал так же, как и уходом за своими лохматыми каштановыми волосами, которые доходили ему до плеч. Он в нетерпении слонялся среди стеллажей, поглядывая на Джин в просветы между книгами, и старался присоединиться к ней всякий раз, как только она оказывалась где-нибудь в укромном уголке.
С трудом переводя дыхание после одной из таких встреч, растрепавшаяся Джин не могла не признаться самой себе, что она вовсе не стремится избежать этих столкновений, хотя и следовало. Ведь Майкл сразу оставил бы ее в покое — достаточно было удалиться к себе в кабинет и закрыть дверь. Тесная клетушка без окон, отведенная аспиранту-стипендиату для занятий, была обставлена по-спартански — только стол, стул да две книжные полки. И хотя вверху двери были стеклянные, они играли ту же роль, что и дубовые двери в студенческом общежитии Оксфорда: если дверь закрыта, значит, обитатель комнаты не желает, чтобы его беспокоили, и потревожить его можно только в случае пожара или восстания, охватившего весь город.
Пока Джин в задумчивости медлила возле своей двери, Майкл снова поймал ее. Его рука обвилась вокруг ее талии, и Джин, вздрогнув, пришла в себя и обнаружила, что ее недисциплинированное тело вовсе не протестует. Она отстранилась. Не хватало только, чтобы за этим занятием их застал один из членов комитета, ведь через две недели состоится заседание, где будут решать, кому из аспирантов возобновить грант на следующий год!
— Ладно... — раздраженно прошипела она. — Сдаюсь... Нет, черт побери... Я хотела сказать: «Давай-ка уберемся отсюда».
Джин так и не поняла, кто из них был повинен в катастрофе. Полы институтских коридоров блистали великолепным полированным мрамором. Выйдя из библиотеки, Джин увидела, что в коридоре нет ни души, перед ней словно открылась длинная заснеженная дорога, сверкавшая, как лед, и такая же скользкая. Она не смогла удержаться от искушения и пустилась бегом, а Майкл с восторгом бросился за ней.
Они вместе завернули за угол. И тут перед Джин мелькнуло чье-то лицо, открывшийся от испуга рот, беспорядочно вскинувшиеся в страхе руки, раздался сдавленный крик и глухой удар. Они с Майклом каким-то образом сумели остановиться и удержались на ногах, уставившись на неподвижное тело, распростертое на полу.
— Господи! — с чувством воскликнул Майкл. — Никак умерла?
Сбитая с ног женщина и впрямь признаков жизни не подавала. Джин в последнее время видела эту особу в библиотеке, но интереса к ней не почувствовала и равнодушно отнесла ее к числу летних посетителей. Наверное, она была учительницей или занималась научной работой. Как правило, на ней были строгие, хорошо сидящие платья и очки в роговой оправе, волосы она собирала в чопорный узел на затылке.
Сейчас, распластанная на полу, она выглядела совсем иначе. При падении она выронила большую сумку, и ее содержимое усеяло пол на несколько ярдов вокруг, казалось, здесь пронесся мини-ураган. Скромная юбка, обычно закрывавшая колени, задралась и обнажила ноги, при виде которых Майкл восхищенно присвистнул. Солнечный луч падал на плечи и лицо женщины, оно выглядело строгим и мертвенно-бледным — высокие скулы, решительный подбородок длинные, изогнутые губы, напоминавшие рот античной греческой статуи. Особенно красивы были волосы. От падения прическа рассыпалась, и казалось, что лицо женщины обрамляет расплавленная бронза, отливающая янтарем.
— Неужели мы ее убили? — спросил Майкл.
— Не смеши... Надеюсь, что нет.
Внезапно глаза пострадавшей широко открылись, открылись сразу, никакого трепета век Джин не заметила. Глаза были ясные и зеленые — необычного для глаз цвета — и казались прозрачными, словно морская вода. Взгляд сосредоточился на Джин, в нем ясно читалась откровенная недоброжелательность, и это было тем более пугающим, что само лицо оставалось совершенно спокойным.
