Напев Чанакьи - [5]
Он быстро спустился с дерева и завернул голову отца в свежий Муслин, который принес с собой. Затем он привязал Муслин к верхней части туловища и прыгнул в темную и зловещую реку. Шок от ледяной воды прошел через несколько минут, и вскоре он твердыми гребками направился через Ганг к маленькому храму Дурги, расположенному на противоположном берегу.
Катьян подкупил королевских гвардейцев, чтобы они расстались с телом Чанака, и тайно организовал доставку останков на территорию храма. Согласно индуистскому обычаю, труп должен был быть кремирован до захода солнца, но обстоятельства смерти Чанака означали, что традиция должна была быть оставлена. Если Дханананда когда-нибудь пронюхает, что Чанакья кремирует Чанака, он без колебаний пошлет своих дружков за мальчиком.
Вынырнув насквозь промокший от сильного течения, он увидел на берегу реки священника, страшного горбуна, закутанного в кроваво-красную простыню. Он держал горящий факел и молча жестом пригласил Чанакью следовать за ним к приготовленному погребальному костру. Не говоря ни слова, он взял Муслин с головой Чанака и положил его вместе с остальным телом, заключенным в погребальный костер. Он передал Чанакье пучок горящей травы и попросил его один раз обойти тело и зажечь костер. Когда пламя охватило тело Чанака, жрец вручил ему бамбук и попросил разбить голову трупа—предположительно, это действие освободит душу Чанака, запертую внутри.
Когда пламя угасло, жрец велел Чанакье еще раз окунуться в Гангу и дал ему сухую охряную одежду. Приняв ванну и одевшись, Чанакья взял маленький сверток, который ему протянул священник. Это был прощальный подарок, оставленный ему Катьяном. В нем лежал небольшой кинжал для его защиты, пятьдесят золотых Панасов для его пропитания и письмо к декану университета Такшила.
Расположенный более чем в девятистах милях отсюда, на далеком северо-западе, Такшила был первым в мире университетом. Он был основан почти триста лет назад и ежегодно выпускал более десяти тысяч студентов по более чем шестидесяти предметам.
Чанакья начал долгий и трудный поход, который должен был занять больше года.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Настоящие дни
Пыльная Бирхана-Роуд в Канпуре в любое время суток приводила гурманов в восторг. Маленькие придорожные магазинчики предлагали аппетитные закуски-голгаппас, алу-Тикки, Дахи—качори-кисло-сладкие закуски, приготовленные из самых нездоровых ингредиентов, какие только можно себе представить: жареного картофеля, рафинированной муки, сахара и соли. Полный фронтальный холестериновый приступ обычно не удерживал гурманов от дальнейшего изучения кондитерских лавок, где продавались ладду, Барфи, кулфи, джалеби, Малай-макхан, гулаб джамун и сотни других сладких, липких и греховных десертов. В любое время дня улицы были забиты машинами— авторикшами, извергающими густой черный дым, автомобилями, мотороллерами, ручными тележками, буйволами, коровами и людьми. Воздух был грязным, но тем не менее возбуждающим. Запахи пота и мочи смешивались с угарным газом, жареной пищей и благовониями из храмов, которые окружали это место.
На одной из улочек Бирхана-Роуд стояло здание, знававшее лучшие дни и с трудом удерживавшееся на ногах. Внутри шаткая лестница вела в квартиру на втором этаже, которую занимал Пандит Гангасагар Мишра, выдающийся канпурский профессор истории. Свежевымытый и одетый в простую белую хлопчатобумажную Курта-пижаму, Пандитджи был занят утренней молитвой. Он сидел на молитвенном коврике лицом на восток-в сторону восходящего солнца-и предлагал цветы, благовония и сандаловую пасту маленьким серебряным божествам, стоявшим внутри его мини-храма. Пожелав своим богам доброго утра, он спустился по шаткой лестнице и вышел на улицу.
Было очевидно, что Пандитджи в молодости был красивым мужчиной. У него были аристократические черты лица, широкий лоб и орлиный нос. Он был очень светлокожим, но довольно невысокого роста. Однако его невысокий рост вводил в заблуждение—как у Наполеона: волосы на голове почти полностью спали, и Пандитджи любовно сохранил несколько оставшихся прядей, расчесывая их слева направо.
Следующие тридцать минут они проведут в быстрой прогулке до Мотиджхил Чаураха, где продавец чая с довольно неинтересным названием—чайный домик Банарси— будет держать чай Пандитджи наготове и ждать. Слуга пандитджи часто жаловался, что дома он может приготовить чай получше, но Пандитджи нравилась утренняя прогулка, а также доброжелательность чайного ларька, где он был частью обычной утренней толпы. Затем он шел к продавцу газет через два магазина и покупал дневную дозу информации. Еще через полчаса он вернется домой и уйдет в свою гостиную, где проведет следующие два часа, изучая газеты со всей страны. Его продавец газет развил сеть, через которую газеты из Мумбаи, Нью-Дели, Калькутты и Ченнаи могли доставляться Пандитджи каждое утро, в дополнение к местным газетам из Канпура и Лакхнау.
- Но Пандитджи, почему ты читаешь так много газет?- с любопытством спросил однажды парень. Пандитджи ответил: "Потому что мне нужно знать все, что происходит в стране. Как еще я могу им управлять? Мальчик не ответил, недоверчиво качая головой.
