Напев Чанакьи - [16]
Тяжелое путешествие в Магадху вызвало воспоминания не только о его родителях, но и о дорогом Сувасини. Она была дочерью заключенного премьер-министра Шактара и его подругой детства. Маленькой девочкой она была изящно сложена, как изящная резная статуя. Ее румяные щеки и пронзительные карие глаза совсем свели Чанакью с ума. Он всегда был влюблен в нее, но так и не набрался смелости сказать ей об этом. Он знал, что она знает, но она получала озорное удовольствие, притворяясь, что не знает. По мере того как он медленно продвигался к Магадхе, он все чаще вспоминал о своем юношеском увлечении.
Паталипутра выросла не только в размерах, но и в потворстве своим желаниям, распущенности, коррупции и разврате. Букмекерские и игорные залы были на каждом углу улицы, и не было ничего необычного в том, чтобы наблюдать споры, вспыхивающие из-за претензий на загруженные кости, ловкость рук или искусственные драки животных. Алкоголь употреблялся в избытке, и это было знакомое зрелище-вымоченные в вине мужчины, шатаясь, выходили из мадиралаев, перебравшись в кинву, асаву, майрею, медаку, Мадху или прасанну—широкий ассортимент коктейлей, которые предлагали пабы Магадхи. Другой широкий ассортимент состоял из гаников, рупадживов и пумсачали—проституток, независимых сопровождающих и наложниц. Куртизанки Магадхи обладали прекраснейшими талантами-пели, играли на музыкальных инструментах, беседовали, танцевали, делали массажи, готовили духи, нанизывали гирлянды, мыли головы, купались и, конечно, самое главное, занимались любовью. Знаменитый гуру Магадхи Ватсьяяна только что опубликовал бестселлер "Камасутра", в котором более тысячи двухсот стихов подробно описывали семьдесят семь различных позиций для занятий любовью.
Когда Чанакья прибыл к воротам столицы Паталипутры, пьяный иммиграционный офицер у городских ворот едва мог заставить себя бегло изучить его проездные документы, не говоря уже о том, чтобы задать ему какие-либо важные вопросы, хотя был только полдень. Стражники у городских ворот выглядели взъерошенными и с красными глазами после вчерашней попойки. Магадха была царством отрицания—она, казалось, отказывалась признать угрозу Македонского вторжения, которая нависла над соседними царствами Бхарата. И король, и его люди просто не хотели, чтобы вечеринка закончилась, хотя ночь уже закончилась.
Большая часть города, казалось, не изменилась, и Чанакье было не так уж трудно найти дорогу к дому Катьяны. Улицы, дома и даже уличные фонари с масляными лампами на углах казались неизменными. Что изменилось, так это внешний вид Катаяна. Десять лет состарили его на двадцать пять. Он сразу же узнал Чанакью, приближавшегося к дому, и бросился ему навстречу, хотя в последний раз видел его совсем маленьким. Слезы навернулись на его глаза, когда он обнял Чанакью и отказался отпустить. Когда они вошли внутрь, он велел слуге вымыть руки и ноги Чанакьи и распорядиться, чтобы повар приготовил обед.
Двое мужчин уселись на пол кухни, а слуга поставил перед ними банановые листья и глиняные кувшины с водой. По традиции брахманов, каждый из них окроплял листья небольшим количеством воды-ритуал очищения земли. Затем слуга принес рис, чечевицу и овощи, которые он положил на банановые листья. По обычаю, оба мужчины, прежде чем приступить к еде руками, снимали с листьев маленькие кусочки пищи и оставляли их в качестве символических благотворительных приношений животным—коровам, собакам, воронам и муравьям—в угоду богам. Несмотря на то, что они не виделись уже больше десяти лет, трапеза проходила в полном молчании, следуя ведическому обычаю.
Только после того, как они поднялись и удалились во двор, Чанакья заговорил. ‘Я приехал в Паталипутру, чтобы забрать свою мать, Катьяянджи. Как она там?- поинтересовался он. Последовавшее за этим молчание было долгим и оглушительным. Наконец Катьяян заговорил: - Вишну ... Чанакья ... как тебе сказать? После жестокой казни твоего отца и твоего отъезда в Такшилу я сделал все, чтобы она была в добром здравии. По моему настоянию ее отправили в Кусумпур, родовое поместье вашей семьи близ Паталипутры. Я рассудил, что ей лучше держаться подальше от Паталипутры—места, которое она связывала с убийством мужа и исчезновением сына. Я регулярно посылал ей деньги и провизию и навещал ее, когда это было возможно, но, моя дорогая Чанакья, она тосковала по тебе и оплакивала смерть своего любимого мужа. Она перестала есть и засохла. Она умерла шесть или семь лет назад. Прости меня, Чанакья. Я уже дважды в твоей жизни приносил плохие вести.’
Пустой и отстраненный взгляд, который Катьяян видел в глазах Чанакьи, когда ему сообщили об убийстве отца, казалось, вернулся. Старик держал Чанакью за руку и изо всех сил старался вызвать у него ответную реакцию, но безуспешно. Броня бесстрастной решимости вновь окутала Чанакью, и он быстро сменил тему, как будто смерть родителя была лишь одной из нескольких одинаково важных тем для обсуждения.
- Премьер-министр Шактар жив? Как он там?- спросил он.
‘Он все еще в тюрьме. Дханананда уничтожил свою семью. Ракшас и я регулярно подкупаем Гирику, чтобы сохранить ему жизнь. Ты знаешь, что невозможно покинуть ад Нанда-тюремный комплекс и пыточные темницы, управляемые этим монстром Гирикой-живым и здоровым. Мои информаторы говорят мне, что жизнь Шактарджи-сущий ад, и что он умирает тысячью смертей каждый день!’
