Напасть - [18]

Шрифт
Интервал

Последние фразы шахбану произнесла про себя. Ее откровенность с Мирзой Салманом тоже имела свои пределы.

Мирза Салман же думал: "Вроде сама не тюркских кровей... Вот и ладно... Нам, фарсам, Аллах ниспослал тебя такую..."

-Мирза, как говорится, байки телку выдадут волку... Пора. Ступай встречать-привечать гостей.

Мирза Салман встал, поклонился и направляясь к дверям, осторожно спросил:

-Простите... А будет ли участвовать в разговоре сам шахиншах?

Брови-клинки скрестились.

-Что за вопрос, визирь? Как может шахиншах не участвовать в разговоре со сватами? Последнее слово - за ним.

"Пронеси, Аллах!" - подумал визирь и поспешил ретироваться.

Прием был пышный.

В тронный зал, возле престола было поставлено сиденье, зачехленное атласом с золотым шитьем. Пониже на ковре были разложены обшитые бархатом подушечки для визирей и советников. По левую руку от шаха уселись шамлинцы и устаджлинцы, по правую - приготовили места для туркман. Вскоре явились и они во главе с Деде-Будагом. Все гости сидели на коленях.

Представители обеих племен (чуть было не написала "партий", прости, читатель!), сражавшиеся в битвах под единым стягом, но закосневшие в междоусобной ревности и гордыне, всматриваясь в друг друга, не понимали толком причину столь неожиданного приглашения к венценосцу в столь несовместимом сообществе и составе.

Занавеска перед резной дверью была раздвинута слугами, и явился шахиншах Мохаммед Худабенда в торжественном облачении. Гости встали с мест и изъявили почтение в меру своего усердия и положения - кто опустился ниц и приложил уста к стопам шаха, кто, положа руку на сердце, поклонился в пояс.

Следом показалась шахбану, прикрывшая лицо тонким шелковым нигабом. Медленно прошествовав за шахом, дождалась, пока он займет место на престоле и лишь затем опустилась на сиденье, обшитое атласом.

Обвела взором гостей, все еще застывших в поклоне. Что-то шепнула шаху и тот, щуря подслеповатые глаза, сказал:

-Садитесь, господа, садитесь! Честь вам и место!

"Вот это он сказал напрасно... Но такой уж он церемонный... обходительный... А с этими людьми нечего цацкаться. Я ж ему после вечернего намаза растолковала, зачем я созвала этих людей... Пусть здесь они сшибутся лбами... раскроются во всей красе..."

Меджлис безмолвствовал.

Шах обратил взоры к Мирзе Салману, который все еще стоял на ногах.

-Мирза, вели подать эмирам чай, а кто пожелает - кофе и кальян.

Повеление исполнили. Подали и сладости. "Про сладости-то я забыла сказать, - подумала шахбану. - Хотя какие там сладости получат1... Впрочем, пусть тешатся надеждой. Сладость отравой тебе обернется, Деде-Будаг... Уйдешь не солоно хлебавши! Еще и освистают вас... - мстительно радовалась шахбану. - Вам, видите ли, не по нутру пришлось, что я казнила Мурад-хана убийцу отца моего... Как, по-вашему, я должна была поступить? Смириться? Простить? Кровь отчую, безвинно пролитую? Не-ет... Во веки веков... Гнев не остынет в сердце моем. Глаза бы вас не видели! А теперь вздумали подластиться, подмазаться, дочерью своей ублажить сына моего и набиться в родственнички шаху?.. Не-ет! Не-ет! Весь век буду мстить за отца. И вы, и шамлинцы - одного поля ягоды. И их видеть не могу. Так грызитесь, передеритесь, сукины сыны! Избавьте нас от себя!.."

Она снова что-то подсказала шаху, которому Аллах взамен ущербного зрения дал отменный слух.

-Господа любезные! Я пригласил вас сюда по поводу воспитания благонравия и благочестия у детей наших... В особенности это касается девушек. До меня доходят разговоры, что иные из наших девиц не проявляют послушания родительским наказам... Более того, встречаясь с молодыми людьми под предлогом охоты или прогулки на природе, таковые подают дурной пример неискушенным сверстницам...

Некоторые из присутствующих знали понаслышке об ашурной истории шахзаде и дочери туркманского эмира. Они поняли, в чей огород камушек. Несведущие всполошились: "Упаси, Аллах. Что-то стряслось?" Шамлинцы и устаджлинцы, заранее посвященные визирем в подоплеку собрания, злорадствовали: "Поделом тебе, туркманская собака..."

У бедного Деде-Будага сердце захолонуло...

Шах продолжал:

-Разумеется, не пристало девушке без позволения родителей выезжать на охоту, красоваться на миру, на пиру, а уж тем паче совершать поступки, роняющие ее честь... пытаться вскружить голову молодому человеку, чья родословная известна всей стране...

Шах говорил как по писанному...

Намек был довольно прозрачный. Стрела метила в Деде-Будага. Это стало ясно всем, в том числе и именитым туркманам, присутствующим здесь. Деде-Будаг побелел лицом.

-С вашего позволения, мой шах...

-Какое еще позволение! - грубо осадила его шахбану. - Неужели неясно? И зачем только ты носишь папаху?

-Как вы можете... - Деде-Будага душила смертная обида.

Шамлинцыи устаджлинцы стали подобострастно подпевать шахбану.

-Не перечь шахской воле!

Сам шах хранил молчание. Он уже был бессилен обуздать разбушевавшиеся страсти.

-Так он еще посмел к шаху явиться...

-И не один, а с целой оравой...

У тех и других руки потянулись к кинжалам.

-Бесстыжие...

-Они-то и подзавили девушку...


Еще от автора Азиза Мамед кызы Джафарзаде
Баку 1501

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звучит повсюду голос мой

Этот роман посвящен жизни и деятельности выдающегося азербайджанского поэта, демократа и просветителя XIX века Сеида Азима Ширвани. Поэт и время, поэт и народ, поэт и общество - вот те узловые моменты, которыми определяется проблематика романа. Говоря о судьбе поэта, А. Джафарзаде воспроизводит социальную и духовную жизнь эпохи, рисует картины народной жизни, показывает пробуждение народного самосознания, тягу простых людей к знаниям, к справедливости, к общению и дружбе с народами других стран.


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.