Нам не дано предугадать - [58]

Это было впечатляющее зрелище – армия из тридцати или сорока тысяч человек, в основном офицеров или образованных людей (мобилизованные солдаты дезертировали в начале отступления), марширующих медленно в молчании через глубокие снега Сибирской равнины. Некоторые ехали в санях, другие шли, чтобы согреться, так как у большинства не было полушубков. Это напоминало мне отступление Наполеоновской армии из России в 1812 году.

Этой ночью мы доехали до большой деревни и после долгих поисков нашли маленький крестьянский дом, где могли переночевать. После того как позаботились о лошадях, в которых было наше спасение, мы смогли наконец поужинать, вытянуться на полу, близко друг к другу, и отдохнуть несколько часов. Мы были километрах в 25–30 от Омска, глядя в том направлении, мы видели в небе красное зарево. Это горели склады, которые отступавшая армия была вынуждена поджечь.

Следующим утром, когда мы вновь начали наше путешествие, погода была гораздо холоднее. Дул северо-восточный ветер, взметая тучи снега, который покрывал нас и наших лошадей с ног до головы. Мы ехали еще медленнее, так как лошадям приходилось бороться с ветром. Наши шубы не спасали нас от холода, и каждый, после того как правил лошадьми, на час или два принужден был соскакивать с саней и идти некоторое время рядом, чтобы согреться. Наконец, после десятичасовой езды на морозе и ветру, мы приехали в деревню, предвкушая удовольствие от хорошего ужина и отдыха в теплом уютном доме. Нас ждало большое разочарование. Мы прибыли слишком поздно. Все дома в деревне были заняты военными, приехавшими раньше, так что было невозможно даже войти в дом: полы, лавки, даже столы были заняты спящими людьми, а воздух был такой, что находиться внутри дольше одной минуты было невозможно. Вероятно, среди них были люди, инфицированные тифом, и опасность заразиться была велика. После долгих поисков мы нашли наконец пустой амбар и решили остаться в нем для ночевки. Температура внутри была такая же, как и снаружи, около 20 градусов ниже нуля, но мы были защищены от ветра, который было трудно выносить. Мы сели на пол вокруг большого самовара, дававшего некоторое количество тепла и горячую воду для чая. Пытались довольно безуспешно заснуть на нескольких связках соломы, которые нашли.

Следующий день был еще хуже. Температура опустилась до -30 градусов. Дул сильный ветер, нас поглотил настоящий снежный буран, сделавший дорогу еще труднее. Мы проехали только около 20 верст до следующей деревни, и, как обычно, она оказалась переполненной, так что мы решили проехать еще 12 верст до следующей. На половине дороги обессиленные от тяжелого пути лошади просто остановились. Ничего не оставалось, как стоять и ждать. Мы были в лесу и нашли укрытие под деревьями, развели большой костер, распрягли лошадей, задали им корму, а сами сели вокруг костра, растопили снег в самоваре, выпили чаю и поужинали. Большинство моих людей привыкли к такой жизни и спали вблизи костра. После двух бессонных ночей у меня болела голова, и, закрыв слипающиеся глаза, я думал о прошлом и грезил о моем старом доме. Как хорошо я помнил то чувство уюта и защищенности от ветра и бушевавшей снаружи непогоды, когда, сидя у большого камина с милой старой книгой на коленях, я с жалостью думал о тех, кто должен быть в непогоду вне дома! А теперь я сам был тем, кого жалел когда-то: одинокий, наполовину замерзший и несчастный в этой сибирской глуши. Думал я и о старом бедном дорогом доме, который тоже стоит сейчас одинокий, голый и запущенный, с разбитыми окнами, ветром, свободно гуляющим по его просторным комнатам, и снегом, покрывающим то, что осталось от его богатого убранства.

Этой ночью мы решили, что продолжать путешествие тем же путем невозможно. На следующее утро, посмотрев на карту, мы двинулись прямо на север, чтобы найти другую дорогу, дальше от основного тракта и железной дороги, вдоль которых отступала армия. Опасность заключалась не в том, что мы могли не найти укрытия на ночь, хуже было остаться без сена и корма для лошадей, так как все скупалось у крестьян для армии.

После дня, в течение которого мы двигались на север, мы поняли, что поступили правильно, изменив направление. Мы добрались до большой деревни, от которой могли ехать на восток параллельно железнодорожному пути по дороге, по которой двигалось мало отрядов отступающей армии. Дорога шла по лесам и болотам, и использовать ее летом было бы невозможно. Крестьяне были безразличны к политике, а так как мы щедро платили, то нас встречали приветливо и мы могли получить все, что хотели. После недели езды нам пришлось сделать дневку, чтобы дать отдых лошадям, мы использовали этот день для того, чтобы попариться в русской бане.

Это долгая процедура, и приготовления должны делаться заранее. Баня в русской деревне – отдельное маленькое строение из двух комнат. В первой раздеваются, вторая – это сама баня с большой кирпичной печью, занимающей большою часть комнаты. Печь раскаляют докрасна, котлы, которые представляют собой ее часть, полны кипящей воды, а комната полна пара и дыма. Температура так высока, что ее с трудом выдерживаешь и приходится часто обливаться холодной водой. После долгого пребывания в этой адской жаре некоторые выбегали во двор, красные и покрытые потом, и иногда, прежде чем возвратиться назад, растирались снегом. Я не отважился проделать этот эксперимент. Физиологическая реакция, следующая за внезапным изменением температуры на 100 градусов, слишком резкая. После мытья в этой парной бане я вышел наружу, облаченный в шубу, но, несмотря на это, почувствовал реакцию на сильный мороз моих расслабленных жарой мышц и кровеносных сосудов. Но каким удовольствием было утолить жажду полудюжиной стаканов чая и чувствовать себя таким чистым после длительного путешествия.