Наложница - [3]

Посреди дороги стоял мужчина. Мужик. Э… Особь мужского… Мама моя… Я не знала, что я настолько изобретательна.

Ну, во-первых, он был… Чумаз до черноты. Во-вторых — от него безобразно пахло. Рубаха его была… м… черна и порвана во многих местах. Штаны тоже особой чистотой и целостностью не страдали. Да, и в руках у него было что-то, отдаленно напоминавшее то ли короткий меч, то ли длинный нож. Я попыталась обойти его справа — и он переместился левее, закрывая мне путь. Я влево — и он за мной, типа, не пропущу. Из кустов вылезли ещё четверо горе-разбойников. Таких же, как и тот, первый.

Меня никогда не задерживали. Ни милиция, ни гопники. Но как всякий нормальный подросток, живущий в не совсем тихом и мирном районе, знала, что если что-то и случиться — то вряд ли кто-то придет на помощь. И чем более пугаешься — тем увереннее себя чувствуют нападающие. Страшно мне не было — мне было смешно. И смех я сдерживала с трудом. Вот только я понимала, что смеяться мне нельзя: это вызовет их злость и их попросту переклинит. Надо было что-то срочно придумать. Я сложила руки на груди и сказала:

— Не, ребят, вы, конечно, крутые и все прочее, вот только денег у меня нет. Отдавать мне нечего. Поэтому…

Свист откуда-то сверху прервал меня. Горе-разбойники кинулись в рассыпную, в кусты при дороге, да так и не добежали, поймав своей грудью короткие толстые стрелы-болты с острыми наконечниками, прошившими их грудную клетку навылет. Опа… А потом не верь в то, что на свете чудес не бывает. Хотя, учитывая то, что до сих пор я не знала, сошла ли я с ума или нет — удивляться было как-то неприлично.

Стою я на дороге, вокруг валяются трупы горе-разбойников, из кустов появляются дядьки, одетые в схожие наряды-доспехи, укрытые маскировочными накидками-плащами. Молчу. Жду. С той стороны, куда я направлялась, из-за поворота дороги выходит еще один дядька. Типа командир. Почему? Ну, не знаю, показалось мне так. И накидка такая же, и доспех также из-под неё топорщиться, и оружие то же вроде… Вот только рука на эфесе меча — а не держит самострел да глаза прямо на меня смотрят, а не шарят по кустам, как у остальных. Ну, вроде на меня… Из-за капюшона черт лица не рассмотреть вообще. К нему один из "снайперов" подошел и что-то так тихо сказал — что я и не расслышала. Командир лишь слегка кивнул…

Я стою тихо. Смеяться не хочется совсем, но и страха у меня к ним нет. Вот интереса — хоть отбавляй, а страха — ни капельки. Аж самой как-то неудобно. Ведь могут и меня, как тех самых разбойников — по одному движению капюшона этого командира отправить… А куда? В реальность? Так там уже были. Ничего нового или интересного там не будет. Точнее, это я так считаю, а все окружающие на перебой только и делали, что твердили мне о том, что надо жить дальше, надо… Вот и жила. Для кого? Зачем? Вот и все. Теперь пусть сами живут, как надо. А мне и в моем персональном шизанутом мире удобно.

А командир перестал меня изучать и еле заметно кивнул. Я ответила тем же. Не хочет говорить — не надо. Пусть будет так. Повернувшись боком, он убрал руку с меча и как будто пригласил следовать дальше. Ну, а почему бы и нет? Я уверенно пошла. И как только я тронулась — он тут же начал движение сам, как будто показывая дорогу. Чуть впереди — но так, чтобы ему был простор для действий. "Снайперы" же растворились в лесу, как будто их и не было. И трупы за собой утащили. Шли мы с полчаса где-то — и вышли на опушку леса, а сразу за ней — деревенька начинается. Как прогалина в лесу, со всех сторон окружавшего эту самую деревню. Деревянные срубы, прямо русские избы, аккуратные заборчики… Были, когда-то… О-хо… А тут-то все не так уж благополучно… Вот тебе и персональный мирок… На многих срубах не было крыши, большинство — вообще были обгоревшие и, видимо, горели уже довольно давно, огороды уже успели сорняками зарасти, а сквозь горы углей пробивалась трава. Да уж… Это сюда я шла?!

Мы шли дальше. И я постепенно успокаивалась: первый восстановленный дом, мужики в рубахах крышу кроют, второй, третий… Деревенька-то кажется в порядок приходит… Вон, уже и детишки бегают, правда, при виде нас их как ветром сдувает, мужики свободные кланяются, женщины — то же, кстати. Все, как одна — с длинными косами, в несколько колец уложенных на затылке и заколотых деревянными спицами-заколками, в простых платьях-сарафанах. Чернявые, смуглолицые, с серыми и карими глазами… Ох ты ж… Да я тут в своем одеянии — как павлин среди гусей. О прическе так вообще молчу. Тем временем командир остановился возле одной добротной избы и жестом показал на вход. Я кивнула и вошла, поняв, что он меня пропускает вперед.

Изба была светла, состояла из нескольких комнат. Большая печь-очаг стояла у стены, видимо, такое чудо как русская печь им была недоступна ещё. Что же… Хорошо, хоть тяга не прямая, дым хоть в трубу уходит, а не по всей избе летает. В печи весело трещал огонь, что-то булькало в подвешенном котелке, пахло довольно… забавно. Я прошла на центр комнаты и остановилась, осматриваясь. Лавка вдоль стены, стол возле неё, стол, пара табуретов-стульев. Полки на стенках с домашней утварью. Красного угла с предметами поклонения вроде нет. Все слишком просто. И вроде как ещё даже не обжито. Из второй комнаты вышел мужчина, разительно отличавшийся одеждой от командира и "снайперов". Но не был худым или толстым — он был… Попробую объяснить.