Наклонная плоскость - [12]

Кирилл сказал: «Только не перебивай, сегодня была последняя проверка, ты не спишь со мной, а если спишь, то сжимаешься, как в кресле зубного врача. Если бы сегодня ты хотя бы поцеловала меня, я бы остался — а так нет. Я нашел женщину, которая искренне радуется моему появлению. Ребенок пока останется с тобой.

Машины глаза расширились — по ногам от страха разливалось странное тепло, она дрожжала. И пока не знала почему — вот, она же хотела этого — свобода — но как страшно. Что сейчас сказать? Как ведут себя в такой ситуации? Она взглянула на его чуб и сердце ее сжалось. Она провела с этим человеком годы. Рыдать она не может. Убеждать его, что любит тоже. Отпускать его вот так в тишине, неправильно и страшно.

— Попробуй» — сказала она тихо.

— Если не понравится — возвращайся.

— Ну и славненько — сказал Кирилл, лег, повернулся к ней попой и стал устраиваться на подушке.

— Примерно такой реакции я и ожидал — сказал он шепотом.

Маша поднялась на кровати — «я пойду покурить».

— Кури на здоровье — протянул муж.

— Ничего? Я здесь посплю еще денек.

Да, ничего

Эй? Машунь? Не слышу. До развода же можно?

— Не поясничай — сказала она тихо.

Маша закурила. Она — свободная женщина, вроде хорошо, а вроде и странно. Ей все завидовали, какой муж, какой муж. Теперь наверное будут жалеть, а может и не будут.

— Чего это он вдруг? Какая-то женщина?…

Женщины, как соперницы, Машу никогда не волновали. В душе она продолжала считать себя брильянтом, рядом с которым все «какие-то» женщины смотрелись вяловато. «Может быть, ему этого и надо? Ишь ты… радуется она ему, чему она там радуется? Хотя, мало ли поводов радоваться у „какой—то“ женщины. Маша хихикнула и обнаружила, что плачет. Но это было не горе. Это было чувство стыда, ведь она всегда улыбалась ему, всегда вела себя почти, как настоящая жена, даже лучше. Она шутила в компании его друзей, изыскано одевалась, работала, чем давала повод для зависти его друзьям, у которых были „какие-то“ женщины, которые, видимо, тоже радовались, чему ни попадя. А он, после стольких то лет вычислил все-таки, что она не любит его. А ведь это не так. Она любила его, как жена может любить мужа. Где ж это вы видили африканскую страсть между женой и мужем? Это в конце концов даже неприлично… Вся эта любовь между супругами, все показное» — думала Маша …Ее сигарета подошла к концу, во рту остался ее противный вкус. Непривычно плюнув в раковину, Маша закурила еще. Муж пошел в туалет.

— Хватит курить в квартире, хочешь курить, кури на балконе…

«Господи, какой все-таки противный» — подумала она. Теперь она вспомнила за что не любила этого прекрасного человека. Вот за эти замечания, сделанные тоном первой учительницы. Она была уверенна, что у ее мужа уникальный дар, доводить занудством до отчаяния. «Черт с ним, пусть катится. Интересно, он алименты то будет платить?»

Она легла в супружескую кровать, она чувствала себя спокойной и уставшей. Перед сном она думала о том, что и квартира остается ей, и доход у нее есть какой-никакой… Алешу придется перевести в обычную школу… почему он сказал «пока останется с тобой»? Как это? От внезапного страха у Маши заболел затылок. Наверное, он может забрать его на том основании, что у него больше денег. Она попыталась думать о Грише, но сейчас удовольствия ей это почему-то не доставляло. Все-таки у нее был хороший муж, хоть и зануда. Может поцеловать его? Маша посмотрела на его мощную спину… Нет — что то не хотелось. В последнее врем Маше казалось, что муж пахнет резиной или каучуком, настолько все хорошо и правильно было в этом резиновом теле. Она еще долго смотрела на мужа, потом схватила подушку и сжала от злости. Надо разбудить его сейчас же и узнать, что он хочет от ее ребенка.

Утром Грише было совершенно нечего делать. Вернее дела то были. Но все их можно было отложить, и даже хотелось отложить, но тогда возникал конфуз: снова будет нечего делать. Замкнутый круг. Пока Гриша размышлял, Варя первая придумала, куда можно утром смотаться из дома под видом неотложного дела и оставила Грише всех детей, кроме неродившегося. 3—1 в ее пользу. В мастерскую идти не хотелось, там было неуютно, страшно, к тому дуло из щелей в окнах, что не способствовало вдохновению, по крайней мере, Гришиному. Гриша давно пытался учить рисовать старшего. Ставил ему простые натюрморты. Мальчик тоскливо смотрел на них, рисовал вазу, и разрисовывал ее роботами. Получалось хорошо, но дальше обучение не продвигалось.

Гриша выпил кофе — было горько, потом покурил в окно, замерз, к тому же напустил дурного запаха сигарет в квартиру. Дети принесли зачем то в комнату таз с мыльной водой и тотчас перевернули. Пришлось идти за тряпкой. Проснулся младший. Ну вот и все. Проблема тотального безделья решилась сама собой. Гриша пошел к кроватке. Енисей уткнулся в него теплым лицом. Все хорошо — подумал Гриша. А как же тогда хорошо? Вот это и есть хорошо! От мальчика приятно пахло, как от щенка. В окно совершенно неожиданно залезло солнце. Гриша посмотрел на желтое пятно — случайный выигрыш. Гриша знал, что пока оденет детей, солнца уже не будет, однако решил попытать счастье.